Беспризорный князь

Дроздов Анатолий Федорович

– Они будут со мной! – выпалила Оляна.

Кровь прилила к лицу князя. Обида, горечь и гнев боролись в нем, и каждое чувство стремилось прорваться первым. Победил гнев.

– Долбаный грек! – Иван врезал кулаком по столу. – Пидор гладкорылый! Я его раком поставлю! По стенке размажу! В прорубь спущу и велю плыть в Константинополь! Он у меня говно будет есть! Толчок языком вылизывать!..

Слова, казалось, давно забытые, всплывали в его памяти и слетали с языка, отражаясь от стен. Никогда

прежде Оляна не видела мужа таким разъяренным. Иван орал и бесновался. Лицо его побагровело, он воистину был страшен, и Оляна невольно подумала, что таким муж бывает в сече.

Удивительно, но ее это обрадовало. За годы брака Иван редко говорил ей, что любит. Ласкал, целовал, но отмалчивался. Если спрашивала, отшучивался. Оляну мучило подозрение: он женился без любви. История с Млавой подозрения укрепила. Думая так, Оляна плакала. Понимала, что виновата сама: ей не следовало лезть к Ивану в ложе. Но ей тогда было пятнадцать, и она не сдержалась. Вот и получила. Мужчины не ценят доступных женщин. Сегодня, наконец, Оляна уверилась в ответе на мучивший ее вопрос. Она улыбнулась.

Эта улыбка пуще окрика заставила князя умолкнуть. Он сел и обхватил голову руками. Оляна, подойдя, погладила его по волосам.

– Алексий не виноват, – сказала тихо.

– А кто? – окрысился Иван.

– Думаешь, сама не узнала бы? Весь Киев ведает, зачем приехал грек!

Иван не нашелся, что ответить.

– Выслушай! – сказала Оляна. – Браниться потом будешь. Помнишь, ты сказал: я плохая княгиня?

Иван хотел возразить, но маленькая ручка прикрыла ему рот.

– Это правда. Я вела себя, как последняя смердка. Хотела, чтоб ты был только мой. Забыла, что князь принадлежит всем. В его руках жизнь и смерть, от него ждут помощи и защиты. Князь обязан нести свой крест. И ежели жена мешает…

– Нет! – сказал Иван.

– Да! – возразила Оляна. – Думаешь, легко мне решиться? Как подумаю, что без тебя… Только выбора нет.

– Неправда! – возразил он.

– Ты не понимаешь! – вздохнула Оляна. – Нас убьют.

– Пусть только… – начал Иван, но Оляна не позволила ему продолжить:

– Ты не сумеешь это предотвратить. Меня ненавидят. В спину шипят: «Смердка!» Рано или поздно у них получится. Плеснут зелья или пырнут ножом – конец один. А дети? С ними еще проще. Они все тянут в рот; не заметишь, как подсунут отраву. Или толкнут с лестницы… Сыновьям смердки не позволят стать княжичами. Женившись на ромейке, ты отведешь беду. Сам уцелеешь и нас спасешь. Когда мальчики подрастут, сделаешь их боярами. Бояре не садятся на княжеский стол, их незачем убивать. Дети уцелеют, и я, даст Бог, дождусь внуков. Ты сможешь нас навещать…

Она еще что-то говорила, но Иван не различал слова. Они были сухими и безжизненными,

напетыми с чужого голоса. Иван понимал, с чьего. Но самое горькое крылось не в этом. Слова были правильными. Они развязывали ему руки, давали выход. Горький, болезненный, но единственно возможный. Тип в мантии прав: за власть платят дорого. Все образуется. Из-за моря привезут ромейку, и Русь поклонится Великому князю. Только ромейка не заменит ему Оляну. Для нее брак – постылая обязанность, как и для него. Ради чего тогда жить? Величия? Его и в Галиче хватало. Мог отсидеться.

«А остальные? – спросил внутренний голос. – Ты же читал в учебнике? Захватив города, татары насиловали женщин и девочек, чей рост был выше тележной чеки. Насытившись, отрезали им груди, вспарывали животы. Нередко вырезали целые города. Если не твоих, так пусть? Ты спрячешься за смоками и уцелеешь. Татары ярлык на княжение выпишут. Придется, конечно, лизнуть сапоги, как в твоей истории князья лизали, зато при делах. Потомки назовут Иваном Мудрым. А че? Хвалят ведь Александра Невского за дружбу с татарами! А тот им в угоду своих резал…

Иван не заметил, как Оляна умолкла. Он пришел в себя от тишины. Жена стояла и смотрела на него.

– Когда? – спросил он.

– Как вскроется Днепр. С первым караваном Алексий отправит весть в Константинополь. К тому времени меня должны постричь.

– Идем! – сказал Иван, вставая. – У нас мало времени…

* * *

– Я не буду тебе служить! – сказал Олята.

Он стоял перед князем, выпятив грудь. Глаза горели. Весь вид сотника словно говорил: «Вот тебе!»

– А кому станешь? – спросил Иван.

Олята растерялся. Он ждал, что князь закричит, затопает ногами, а вот он останется невозмутимым. Будет молчать, всем видом выражая презрение.

– Ну? – поторопил Иван. – Не хочешь служить мне, значит, пойдешь к другому. К кому?

«Ни к кому!» – хотел крикнуть Олята, но сдержался. Зять посмеется и скажет: «Кому ты нужен?»

– Ляшскому королю! – выпалил сотник, припомнив давний разговор с тестем. – Давно зовет! Пожалует графом, отсыплет золота…

– Уверен? – спросил князь.

Тон его вопроса словно кричал: «Уймись!», но Олята не расслышал.

– Да!

Князь сделал знак гридню. Тот исчез и через мгновение явился с двумя воинами.

– В поруб! – велел князь, указав на Оляту.

Гридни подскочили и, прежде чем сотник успел опомниться, содрали с него пояс с мечом. Пока один держал оружие, другие, завернув Оляте руки, связали их сыромятным ремешком. После чего, толкая сотника в спину, увели из гридницы. На это ушло так мало времени, что Олята не успел ни возмутиться, ни крикнуть.