Беспросветная духовность. Последний трамвай.

Фо Анъе

«Ха-ам!» – гаркнул чей-то голос, вламываясь через монотонный подернутый безразличием голос Яна Кертиса: видимо, мое неожиданное появление перепугало какую-то бабку. «Да кому ты нужна!» – подумал я, направляясь в головную часть автобуса.

Оплатив у водителя проезд несколькими железками с вонючим латунным покрытием, пристраиваюсь лицом к окну в центе салона.

I've walked on water, run through fire

Can't seem to feel it anymore

It was me, waiting for me

Hoping for something more

На

залапанной поверхности стекла по замызганным фасадам частного сектора, распластавшегося на противоположной обочине дороги, вместе со мной через город плывет полупрозрачный, почти ускользающий, образ: молодой человек с тощим белесым лицом, обрамленным вызывающе длинными каштановыми волосами. Мы смотрим друг на друга одинаково пустыми бездушными серыми глазами.

Me, seeing me this time

Hoping for something else

Надеюсь… Но разве мне положено? Ведь надежда – это удел смертных. Вероятно, все дело в том, на что уповаешь. «Уж точно, ни на что хорошее», – с заговорщицкой ухмылкой отвечаю сам себе. На мгновение, вынырнув из своих мыслей, блуждающих между нот коды мрачной песни, открываю черный кожаный рюкзачок и внимательно проверяю его содержимое. В невидимом списке еще раз отмечаю: все ли на месте? Все! Убедившись, что ничего не упустил, утягиваю тесьму на горловине и запахиваю сумку. Провожу рукой по матовой дубленой поверхности. Интересно, у вещей из кожи есть душа? Ну, хотя бы частичка? Если да, то у моего рюкзака она человеческая.

Проигрыватель, тем временем, судорожно поскреб считывающей головкой в недрах десятигигабайтового намагниченного чуланчика, выискав там новый трек. И после непродолжительного вывернутого наизнанку завывания хора, поверх неспешного ритма и скупых шлепков по клавишам фортепьяно, хриплым подавленным голосом, завел свою заунывную и страшную песню бледный эктоморф. ‘Man that you fear’ – дряхлая как мир история: бойся всего, что не понимаешь.

Автобус незаметно подполз к следующей остановке и, изрыгнув нескольких уже добравшихся до пункта назначения, заглотил новую, более увесистую, порцию пассажиров. От этого в замкнутом пространстве салона повис невыносимый сконцентрированный смрад современного человека, откормленного эрзацем пищи, приправленной пальмовым маслом. Возможно, конечно, так пахнут

их души? Хотя раньше я подобного не замечал. Но, как оказалось, мимо пролетел и тот момент, когда местное население объявило себя самым духовным и принялось искоренять в своих рядах любое проявление «нечестивости». Ведь им объявили, что все их беды от злых духов и прочей нежити. И как это обычно случается со смертными, они поверили на слово, оборачивая свой гнев против любого, кто выделяется из безликой никчемной массы или того, на кого в очередной раз укажет палец-сосиска одного из локальных наместников верховной власти. И не то чтобы мы сильно испугались всех этих выпадов: таится нам не впервой. Но многие, все-таки, предпочли покинуть эту загнивающую обитель духовности. Надо отметить, что и своей породе людишки порядком поднагадили, затравив или выгнав из страны самых выдающихся и прогрессивных. Теперь вот, наверное, ждут, когда жизнь наладится.

Последняя мысль совпала с кульминацией песни. Голос андрогинного существа в наушниках совсем зашелся: «I am so tangled in my sins that I cannot escape…» Мой глубокий вдох. Его голос со скрипом выдавливает слова, выкладывая из них фразы, наполненные одному ему ведомым смыслом. Еще чуть-чуть, и музыка вернулась в прежнее русло: надрыв снова уступил место неспешной зловещей мелодии. Выдох.

Здесь маршрут поворачивает направо, открывая за окном вид на некогда живописный луг на берегу речушки, нынче обезображенный толстенной трехметровой кирпичной стеной какого-то там монастыря. Они что в двадцать первом веке к набегу язычников готовятся? Или может… …может на них снизошло откровение о грядущем зомби-апокалипсисе, ведь святошам полагается всегда быть на связи с зачинщиком всех пакостей случающихся с человечеством? А если серьезно, зачем проповедникам смирения и нестяжательства, выбравшим путь уединения, столько пространства почти в центре многолюдного города? Тем более, что изначально, еще до того как век назад, захватившие власть в стране нигилисты принялись изничтожать любые проявления религии, в том числе и недвижимые, территория этого филиала христианско-провославленного царствия охватывала значительно меньший отрез мирского пространства. Понятное дело, что деятельность любой секты нацелена на обладание душами пролетариата, если выбирать, я бы все же предпочел варваров с красными партбилетами. Хотя, что может понимать начисто лишенное души существо.

Конец ознакомительного фрагмента.