Бессердечный
Шрифт:
«Лой и Ко, Цюрих. Десять миллионов франков в депозитах на предъявителя. Для истребования…»
Часть третья
Демон. Высоковольтные разряды и сигналы Морзе
1
Алчность – это плохо. Грех стяжательства недостоин благородного человека. Не в деньгах счастье, в конце концов.
Я знал это. Знал, но не мог оторвать взгляда от трех куцых предложений.
«Лой и Ко, Цюрих. Десять миллионов
«Для истребования» – что? Какое сообщение следует отправить в банк, дабы заполучить эту безумную даже без учета начисленных процентов кучу денег? Проклятье! Не всякая африканская колония может похвастаться подобным годовым доходом!
Это богатство! Настоящее богатство, принадлежащее мне по праву рождения!
Вот только дальше старик ничего писать не стал, он дошел до места обрыва фотоснимка, вспылил и сжег копии зашифрованного послания.
И это обстоятельство причиняло мне нестерпимые душевные терзания.
Сиятельный рассчитывал отыскать след материалов, коими шантажировал их герцог Аравийский, а вместо этого нашел его заначку на черный день. Деньги старика не интересовали, а вот моего дядю звон золота воистину лишил рассудка.
Граф Косице все поставил на эту карту и проиграл. Мне не хотелось повторить его судьбу, но и забыть о десяти миллионах франков я не мог. Это попросту разъело бы меня изнутри.
Десять миллионов! Десять миллионов, черт побери!
Встав из кресла, я сунул блокнот в задний карман брюк и подошел к письменному столу, где лежали брошенные стариком клочки обгоревших фотографий. Прогорели те не до конца, но, сколько ни вглядывался в них, ни единой цифры шифра разобрать не удалось.
– Лео! – удивилась Елизавета-Мария. – Ты не собираешься помочь с телом?
– Сейчас, – отозвался я, разглаживая остатки фотокарточек.
Мне показалось вдруг, что копии обоих обрывков фотоснимка еще слегка влажные, будто их напечатали лишь несколько часов назад.
Будто? Да нет, так и было!
И у этого обстоятельства могло быть лишь одно объяснение: оставшаяся у дяди часть фотографии была обнаружена на месте крушения его дирижабля. Более того – сообщник налетчиков из Ньютон-Маркта не только имел доступ к этим вещественным доказательствам, но и смог скопировать фотоснимок, изъятый у меня при аресте.
– Лео! – нахмурилась Елизавета-Мария. – Складывается впечатление, что ты не до конца откровенен со мной, дорогой.
Злость накатила колючей волной, я обернулся к девушке, и та немедленно попятилась от недоброго отсвета моих глаз.
– А ты? – задал я встречный вопрос.
– У всех нас есть свои секреты, любимый, – беспечно улыбнулась суккуб, маскируя за этой сентенцией замешательство, а возможно, и страх.
– Альберт Брандт! – заявил я в ответ на браваду.
Елизавета-Мария сделал вид, будто задумалась.
– Поэт? –
– Ты встречалась с ним! – выкрикнул я. – Встречалась за моей спиной!
– Это он тебе сказал?
– Не делай из меня дурака! Я все узнал сам!
Девушка накрутила на палец локон рыжих волос, потом беспечно рассмеялась.
– И что с того? – спросила она.
– У нас был уговор!
– Лео, мой милый! – Елизавета-Мария подступила ко мне и провела по щеке перепачканными в грязи и крови пальчиками. – Наш уговор крайне прост. Я не охочусь на людей, только и всего.
– Так оставь в покое Альберта!
– У нас отношения, – спокойно ответила девушка. – Какое тебе дело до них?
– Не играй со мной в слова!
– Я не использовала свои… особые способности, – заявила Елизавета-Мария, – и не нарушала наш договор. Нам с Альбертом нравится проводить время вместе, что в этом плохого?
– Чушь!
– Да ты ревнуешь, Лео! – рассмеялась суккуб. – Только никак не пойму, кого именно – его или меня?
– Я не хочу, чтобы ты утащила его душу в ад!
– Наши отношения тебя не касаются! – отрезала девушка. – Ты отверг все мои попытки договориться, а я не собираюсь оставаться в этом доме на правах нелюбимой служанки.
– Найди кого-нибудь другого!
– Мне не нужен кто-то другой. Хочешь, чтобы я оставила в покое Альберта? Тебе придется потрудиться, чтобы завоевать меня. Но если у тебя это получится, я тотчас забуду обо всех остальных мужчинах.
Столь неприкрытый шантаж меня просто взбесил. Я шагнул к девушке, намереваясь ухватить ее за шею и удавить, но вместо этого повалился на колени из-за лютой боли, полыхнувшей вдруг внутри головы.
– Лео, мой Лео! – покачал головой Елизавета-Мария. – Мы не можем причинить вреда друг другу. Таков наш уговор. И не бойся, я не обижу твоего поэта. Нам действительно хорошо вместе. Он забавный.
Я уткнулся лбом в пол, стиснул зубы, дождался, пока утихнет боль. Потом потребовал:
– Оставь его в покое.
– И не подумаю.
– Оставь!
Девушка приблизилась, ухватила меня за подбородок, подняла голову.
– Ты можешь только просить. Хочешь отбить меня у Альберта? Давай посмотрим, насколько хорош ты в постели.
Я откинул руку, прекрасно понимая, что это лишь повод стравить нас с поэтом.
– Нет? – хрипло рассмеялась Елизавета-Мария, отстранилась от меня и презрительно выдала: – Слабак!
Пропустив оскорбление мимо ушей, я поднялся с пола и в изнеможении повалился на кровать, а когда суккуб направилась на выход, спросил:
– Так, говоришь, ты не использовала чары?
– Нет, – ответила девушка, распахнула дверь и только тогда уловила в моих словах некий скрытый смысл. – Хочешь поведать Альберту о моей истинной сущности? – спросила она, обернувшись.