Бессмертная и невозвратная
Шрифт:
— Возможно большое продвижение по службе, — согласилась Джесс. — И это то, что мы празднуем. Расследование практически закончено. Ник вернется к своим обычным делам. И Убийце-Парковщику конец. И у семьи Скоуман будет прекрасное Рождество.
— При условии, что у миссис когда-нибудь прекратятся кошмары.
— Твой маленький призрак сказал тебе об этом? Вот вуайеристка.
— Я все слышала! — высунулась Кэти и потом снова исчезла, скорее всего, чтобы поворчать (хоть они ее и не могли услышать) на устанавливающих елку ребят. В этом году мы припозднились, и, из уважения к Синклеру и Тине, мы с Джесс и Марком не участвовали в праздничном украшении дома. Пришлось выдержать достаточно серьезную борьбу только чтобы позволить Джессике заказать елку и ее доставку.
Само собой, эти двое будут обходить стороной все восточное крыло дома, пока праздники не закончатся.
— Конечно,
— Да брось ты. Ты ее спасла. А плохой парень получил свое. И ты выходишь замуж! Возможно.
— Что?
— Ладно, я вполне уверена. И я, наконец-то, трахнусь.
— Это — рождественское чудо, — произнесла я с фальшивым восторгом. — С дьяволом, вампирами и мертвыми серийными убийцами.
— Коммерческий вариант, — согласилась Джесс, подправляя помаду. — Хочешь попозже прокрасться вниз и повесить на дерево крест?
— Нет, лучше не надо. Бедняги, у них и так уже мурашки по коже.
— Боже, вот фраза, которая у меня никогда бы не ассоциировалась с крутыми вампирами.
— С любыми вампирами. В любом случае, подумаем об этом в следующем году. Если они вообще не собираются заходить в комнату, почему бы не повесить там крест?
Джесс засмеялась и набросила на свои костлявые плечи черную кашемировую шаль.
— Хорошее замечание. А теперь, по шкале от одного до десяти, где один — твоя крысиная задница, а десять — Холли Берри…
— Девять и шесть десятых. Определенно.
— Какая же ты лгунья, девочка моя, — Джессика поцеловала меня, оставив оранжевое пятно на щеке, и в облаке «Шанель» выплыла из комнаты.
Глава 42
«Я колпак нахлобучил, а мама — чепец…» [29] И это все, что я знала, к сожалению. Моя мама могла прочитать весь стих наизусть, все двадцать куплетов, или сколько их там. Джесс, Марк, Джон и я собирались к ней завтра, на ужин в Сочельник. Тогда она мне его и расскажет.
29
Клемент Мур, «Ночь перед Рождеством»:
Рождество на пороге. Полночную тишь потревожить не смеет даже юркая мышь. Стайка детских чулок, как положено, чинно Санта Клауса ждёт у решетки каминной. Ребятишкам в уютных и мягких кроватках снится сахарный снег и Луна-мармеладка. Я колпак нахлобучил, а мама — чепец: взрослым тоже пора бы вздремнуть наконец… Вдруг грохот и топот и шум несусветный, и крыша откликнулась гулом ответным. Сна как не бывало — а кто бы заснул? Я ставни открыл и окно распахнул. Играя в гляделки со снегом искристым, Луна озаряла сиянием чистым (я так и застыл у окна в изумленье)… чудесные санки и восемь оленей. За кучера — бойкий лихой старичок. Да-да, это Санта — ну кто же ещё мог в крохотных санках орлов обгонять и басом весёлым оленям кричать: Эй, Быстрый! Танцор! Эй, Дикарь! Эй, Скакун! Комета! Амур! Эй, Гроза и Тайфун! Живей на крыльцо! А теперь к чердаку! Наддайте! Гоните на полном скаку! Как лёгкие листья, что с ветром неслись, взмывают, встречаясь с преградою, ввысь — вот так же олени вверх сани помчали. (Игрушки лишь чудом не выпадали!) Раздался на крыше грохочущий звук — диковинных звонких копыт перестук. Скорее, скорее к камину! И вот нашПер. с англ. Ольги Литвиновой
Я закрыла дверь своей — нашей — спальни за собой и увидела Синклера, запутавшегося в простынях, посередине кровати.
— Она здесь, да? — спросил он. — Я чувствую. Тянет из меня силу.
— О, Боже, детский сад какой-то! Это просто елка. Не ядерная бомба.
Он вздрогнул.
— Для кого как.
— Она даже не такая большая! — я показала жестом на уровень талии. — Вот такая. Нам пришлось убрать часть украшений обратно на чердак.
— Ее уберут послезавтра, верно?
— Ее только что поставили! Ой, пока не забыла, не думаю, что ты хочешь пойти на ужин в честь «сам-знаешь-чего» завтра к моей маме.
Он скривил лицо, словно почуял плохой запах.
— Твоя мама — очаровательная женщина, во всем, и в нормальной ситуации я был бы в восторге.
— «Спасибо, но нет, спасибо», верно?
— Я не выйду из этого дома до двадцать шестого числа.
— Ну вы все даете! Клянусь.
— Ты никогда не поймешь, что одновременно изумительно и страшно.
— Ага. Ты, наверное, слишком напуган, чтобы использовать кое-что, да?
Он изогнул бровь.
— Не настолько напуган.
Эпилог
— Спасибо, что расгипнотизировал Джона, — лениво заметила я. Гораздо позже.
В его груди что-то зарокотало под моей головой, когда он засмеялся.
— Это напомнило мне — моя курсовая по президенту Кливленду почти готова.
— Ха! Так тебе и надо. Спасибо.
— Есть одна маленькая проблема.
— Насчет курсовой?
— Нет. Боюсь, по другому делу.
— Нет маленьких проблем, красавчик. Выкладывай.
— Мы с Тиной везде искали, удалили все, что могли. Но, кажется, Джон отпечатал копию книги, прежде чем я к нему пришел. Он что-то с ней сделал. Мы не уверены, что именно.
— Почему мне не нравится, к чему это ведет?
— Если я спрошу его, залезу к нему в голову и спрошу его, это может подвергнуть риску…
— Те следы, которые ты уже оставил, — мрачно закончила я. — Ты считаешь, он уже сдал работу профессору?
— Я… надеюсь на это. Потому что в противном случае, манускрипт книжных размеров о наших жизнях пропал. И если твою колонку будут печатать, а кто-то увидит книгу…
— Ну… когда-нибудь она найдется. Он же делал ее для занятий, не по злому умыслу или вроде того. Верно? Синклер? Верно?
— Возможно.
И это самое близкое к признанию мистера Зануды в том, что ничего не произойдет.
— Запоминающееся название, — заметил он, когда мы оба почувствовали, что солнце встает в день Сочельника. — «Бессмертная и незамужняя».
— Хреновое название, — проворчала я, и наступило утро, все потемнело, и я отправилась туда, куда уходят вампиры, когда не бегают по магазинам за подарками на Рождество.