Бессмертные карлики (журн. вариант)
Шрифт:
— Судьба сама взялась за это дело. Бенито упал сегодня утром с пароходного мостика и утонул. Кид Карсон, который стоял возле, сделал все возможное, чтобы спасти его, но течение было так сильно, а может быть, и какой-нибудь крокодил…
— Все это весьма невероятно. А случилось, вероятно, то, что Кид Карсон просто-напросто сбросил его с мостика.
— Этого никто не видел. Но есть достаточно свидетелей, которые могут подтвердить, что Кид Карсон делал чудеса, чтобы спасти Бенито. Так что, если уж кому-нибудь следует получить медаль за спасенье…
Фьельд вздохнул.
— Вы
Паквай пожал плечами:
— Бенито был человек опасный, сеньор. Он получил то, что заслужил. Многие жители Икитоса вздохнут теперь с облегчением. Пока он был жив, нам было почти невозможно приступить к подготовке экспедиции. Ты помнишь ту большую плоскодонную моторную лодку, которую мы пытались нанять или купить. Мы не могли добиться от хозяина ее ничего определенного. У него всегда находились какие-то отговорки. Дело было в том, что Бенито, действуя по приказанию Антонио, угрожал хозяину лодки. А теперь лодка наша, как только мы пожелаем. Итак, у нас нет оснований жаловаться, что Бенито превратился в пищу для крокодилов… У меня есть еще одна новость. Подруга сеньориты Инесы, Конча, прибудет сюда через несколько дней с пароходом из Пуэрто-Бермудеса.
— Уже?
— Сеньорита Инеса не помнит себя от радости, господин. Она говорит, что ты обещал взять ее в экспедицию в случае, если Конча сможет сопровождать ее.
— Да, я обещал, так как заранее был уверен, что Конча не может выздороветь за такое короткое время. Ты ведь сам понимаешь, Паквай, что было бы бессмысленно, даже безумно, взять с собою донну Инесу.
— Наверно не могу сказать, — задумчиво отвечал Паквай. — Подобного рода женщины часто приносят счастье. Вспомни только о донне Франческе.
Чуть заметный румянец разлился по лицу Фьельда, но он ничего не сказал.
— Дочь Ферио постоянно говорит о тебе, когда я посещаю ее. Она может целыми часами сидеть у горящего камина и вспоминать о минувших днях. Помнишь, Паквай, — говорила она мне, — помнишь, как он тогда убил гаучасо Пастеро одним ударом кулака… Еще бы не помнить! Паквай помнит все!
— Она была удивительная женщина, — пробормотал Фьельд и повернулся к стенке. — Других таких не встретишь в больших городах. Чтобы найти таких, надо уйти в пустыню, далеко от джаз-бандов, граммофонов и модных магазинов… Но что касается теперешнего, Паквай, — после того, что мы знаем об этой экспедиции, мы не можем взять на свою ответственность донну Инесу.
— Опасности существуют повсюду, — сказал индеец. — Пароход в Европу отходит только через три недели, а мы должны, как ты сам решил, двинуться в путь через несколько дней.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Что сеньорита Сен-Клэр будет предоставлена своим врагам. Я говорил об этом с Хуамото. Он говорит, что побитый перуанец никогда не сдается. Черный Антонио будет преследовать девушку, подобно разгневанной пчеле. Он, несомненно, приедет с тем же пароходом, что и Конча, вот увидишь! Кроме того…
Паквай вдруг остановился, слегка смущенный.
— Ну, пожалуйста, выбалтывай! — воскликнул
— Да, господин, — продолжал индеец, — в жилах донны Инесы течет немало перуанской крови. Она упряма. Убедить ее не так-то легко. Она, по-видимому, смотрит на свое участие в поездке, как на нечто, давно решенное и неоспоримое теперь, когда она уверена в прибытии Кончи. Это указание самой судьбы, — твердит она, — что ты задержался с отъездом, а Конча выздоровела так скоро. Она все эти дни только и делает, что подготовляется к дороге и приводит в порядок моторную лодку. Сегодня она заказала новый бак для керосина.
Фьельд поднялся на постели скорее, чем это было для него полезно.
— Эта проклятая рана все еще мешает мне. Не то я бы заставил послушать ее другую музыку. Я не люблю, когда женщины вмешиваются в мои дела. Но я поговорю серьезно с этой молодой сеньорой.
Возможность эта весьма скоро представилась раненому, так как в ту же минуту послышался слабый стук в дверь, и Инеса вошла в комнату. Она осторожно подвигалась на цыпочках и имела весьма озабоченный вид.
Фьельд невольно улыбнулся:
— Пожалуйста, не трудитесь ходить так тихо из-за меня — я не люблю, чтобы со мной обращались, как с больным. Одна лишняя рана ничего не меняет в устройстве моего тела. Через три дня я уезжаю.
Инеса захлопала в ладоши.
— Ах, как прекрасно! — воскликнула она. — Пребывание в этом Икитосе становится невыносимо. Как чудесно будет снова ехать по реке!
Фьельд про себя ругнул ее, а вслух сказал:
— Итак, вы окончательно уверены, что едете с нами?
— Разумеется. Вы же сами дали мне слово. Если Конча выздоровеет… Не правда ли?
— Да, но все это приводит меня в отчаяние. Я не могу взять на себя ответственности…
— Вы не должны так много говорить, — сказала Инеса и положила маленькую руку на его рот. — Я знаю, что это вам вредно. А до вашего выздоровления я считаю себя вашим секретарем и сделала кое-какие приготовления…
— Я уже слышал.
— Вам нечего бояться, что я наделаю глупостей… Я понимаю свое дело.
Фьельд тихо рассмеялся.
— Да, да, теперь вы одерживаете верх, сеньорита Инеса. Я лежу в постели и не смею сорвать своих повязок. Но через два дня эта дудка заиграет другую песенку… Если вы, несмотря на все, отправляетесь с нами, то я требую, чтобы вы не вмешивались в мои дела. Дисциплина и еще раз дисциплина.
Смущенная девушка опустила голову.
— Я всегда имела это в виду. Я знаю свои обязанности.
Она повернулась и тихо вышла из комнаты.
Фьельд смущенно посмотрел ей вслед.
— Лихорадка от раны, должно быть, еще не совсем прошла, Паквай, сказал он. — Мне что-то очень жарко. Давай-ка измерим температуру.
— Странная женщина! — прошептал индеец, ставя больному градусник.
Норвежский доктор, по-видимому, хотел что-то возразить на последнее замечание Паквая, но трудно вообще что-нибудь говорить, когда лежишь с градусником во рту. Итак, при этих обстоятельствах никто не имел возможности узнать мнения Фьельда о странной женщине.