Бессмертные карлики
Шрифт:
Наконец, жара принудила его укрыться в маленьком, лежащем в стороне трактире. Он был не особенно элегантен, но зато прохладен и старомоден. Хозяин, старый метис, принес ему пенящуюся кружку пива на маленькую веранду, которой не достигло еще солнце. Когда прохладный напиток, лучше которого не могло бы найтись в знаменитых пивных Мюнхена, был выпит, Фиэльд вдруг заметил человека, понуро сидевшего за номером газеты «Пренса».
К своему удивлению, Фиэльд узнал в нем боксера-негра, ехавшего с ним на пароходе «Киту-Мара».
Тяжелый, огромный детина с невероятно добродушным лицом, видимо, переживал какое-то несчастье. Он
Встретив взгляд Фиэльда, он узнал его и дружелюбно улыбнулся. День и ночь быстро сменяются в душе у чернокожего, и когда светловолосый исполин кивнул ему, боксер подсел к нему с бесконечными извинениями. По-видимому, что-то было у него на сердце, от чего он хотел избавиться.
– Ужасный город, – сказал негр по-английски и положил свой увесистый кулак на мраморный столик.
Фиэльд был с ним не совсем согласен. Но негр не дал ему ответить и разразился потоком слов.
– Мое имя – Карсон, – сказал он, – Кид Карсон из Штатов… Я тренировал Демисея, и я победил Гарри Вильса… Мне принадлежит рекорд тяжести. Мне пишут из Лимы, что перуанский маэстро желает со мой сразиться. Я получаю вызов. Я ставлю мои условия. Дорога и две тысячи долларов. Мои условия приняты. Я еду. Я приезжаю сюда и являюсь. Здесь я, Кид Карсон, говорю председателю местного клуба бокса, который послал мне путевые деньги и составил контракт.
Он посмотрел мне пристально в глаза.
– Ты проклятый негр, – сказал он и плюнул.
– Джек Джонсон и сам Лангфорд тоже были негры, – сказал я, – а что касается силы, то…
– Мы не деремся с неграми, – сказал он и повернулся ко мне спиной.
– А контракт! – завопил я и заметил, что мои кулаки начали сжиматься.
– К черту контракт! – сказал он и вытащил из кармана револьвер…
Что мне было делать? Я бью хорошо, но револьвер бьет лучше. Тогда я пошел к адвокату, очень важному господину, который говорил по-английски. Прежде всего он потребовал с меня пять долларов за совет. Затем он взял деньги и посоветовал мне уехать отсюда с первым пароходом. И когда я взглянул на него с легким удивлением, то он уже на этот раз задаром обругал меня и попросил убраться немедленно. Я страшно рассердился, но это ничему не помогло. Когда я хотел наброситься с кулаками на этого малого, он тоже начал играть револьвером. Тогда я ушел. И теперь я сижу здесь, и в кармане у меня столько денег, что едва хватит, чтобы добраться до Калао.
Негр уныло смотрел перед собою. Этот, по-видимому, добрый малый чувствовал себя бесконечно оскорбленным и униженным жителями Лимы.
– Хотите воспользоваться случаем? – спросил Фиэльд после минутного размышления.
– Каким угодно! – радостно воскликнул негр.
– Случалось ли вам путешествовать по горам?
– Мне?.. Кид Карсон – не самый обыкновенный негр. Мой отец был школьным учителем. Бедный, но грамотный человек из Невады. Летом я пас скот в горах. Благодаря этому я приобрел силу и выносливость.
– Мне нужен помощник и спутник, – прервал его Фиэльд. – Преданный и сильный человек, который мог бы сопровождать меня в утомительное и опасное путешествие в Кордильеры…
Боксер вскочил и заплясал, как сумасшедший.
– Это как раз то, о чем я мечтал! – воскликнул он. – Бокс уже давно осточертел мне…
– Ну, там уж, наверное, найдется случай для проявления ловкости и
– Чем больше, тем лучше.
– All right, – сказал Фиэльд. – Ступайте за вашим багажом и приходите ко мне через час в гостиницу «Делигенция», мы поговорим об условиях. Мы поедем на днях.
Так-то вот случилось, что Карсон, боксер-тяжеловес, победивший Гарри Вильса и в пятнадцать приемов сразивший Джесса Виланда, отказался от своего ремесла и сделался верным спутником Йонаса Фиэльда на путях его приключений в голубых горах.
Глава IX
«Cercle Francais»
Фиэльд ощутил какое-то неприятное чувство, входя в холл Французского клуба.
Все устройство и обстановка были, впрочем, прямо из Парижа. Английский клуб существовал для людей, которые давно изменили эстетике ради комфорта. Но во Французском клубе думают прежде всего не о тех его членах, которых безжалостное время наградило толстыми животами и ревматизмом. Вообще, не заботятся о тех земных существах, которым стул нужен затем, чтобы сидеть на нем, а не затем, чтобы им любоваться. Французы охотно стоят и садятся осторожно и заботливо на причудливо изогнутые стулья в стиле рококо, меж тем как мы, люди грешные, предпочитаем усаживаться на практичный аппарат, приспособленный для отдыха и оказывающий должное внимание весу и размерам.
Слабость перуанцев ко всему галльскому особенно проявлялась в обстановке клуба. Все было изящно, неудобно и приятно только для глаз. Но когда позднее Фиэльд в сопровождении своего друга вошел в большую столовую, где все сверкало серебром и белизною, он ознакомился с французскою кухнею и с французскими винами, которые напомнили ему современные храмы обжорства в самом сердце Парижа. Тон общества был тоже насквозь французский. И, что еще более подчеркивало сходство с клубами во Франции, тут было немало офицеров в столь блестящих парадных мундирах этой страны, что им не поздоровилось бы, если бы они вдруг очутились на берегах Рейна. Это явление подтверждало тот факт, что вся армия Перу была организована в духе генерала Фоша.
Ла Фуэнте был очень гостеприимным хозяином. Маленький перуанец пустил в ход все свои интернациональные качества. Он провел годы своей молодости в больших культурных центрах Европы и говорил безукоризненно на большинстве живых языков великих держав.
Но во всем его существе горела любовь к Перу, где уже веками жили и страдали его предки. Несмотря на древнюю кастильскую кровь, которая текла в его жилах, он все же чувствовал себя в родстве с первобытным народом, который был побежден жестокою волей его отцов. Это может показаться странным, но история инков была его святыней. В этом отношении он сумел оградить «Коммерцио» от постороннего влияния, и его статьи об индейцах, их быте, их освобождении всегда блистали огнем неподдельной любви и вдохновения.
– Я бы очень хотел представить вас друзьям Сен-Клэра, – сказал Ла Фуэнте, когда они после обеда взялись за гаванские сигары. – Профессор был почетным членом клуба, и в Лиме нет ни одного человека, который бы не сожалел и не грустил об этой потере… Ну… он был, правда, уже очень старый человек. Но он был еще удивительно крепкий и сильный. И когда мы с ним прощались, никто из нас не мог подумать, что мы видим его в последний раз. Он сиял радостью исследователя, который отправляется в страну своей научной мечты.