Бессмертные карлики
Шрифт:
— Пожалуйста, не трудитесь ходить так тихо из-за меня, — я не люблю, чтобы со мной обращались, как с больным. Одна лишняя рана ничего не меняет в устройстве моего тела. Через три дня я уезжаю.
Инеса захлопала в ладоши.
— Ах, как прекрасно! — воскликнула она. — Пребывание в этом Иквитосе становится невыносимо. Как чудесно будет снова ехать по реке!
Фиэльд про себя ругнул ее, а вслух сказал:
— Итак, вы окончательно уверены, что едете с нами?
— Разумеется. Вы же сам дали мне слово. Если Конча выздоровеет… Не правда ли?
— Да, но все это приводит меня в отчаяние. Я не могу взять на себя ответственности…
— Вы не должны так много говорить, — сказала Инеса и положила маленькую
— Я уже слышал.
— Вам нечего бояться, что я наделаю глупостей. Я понимаю свое дело.
Фиэльд тихо рассмеялся.
— Да, да, теперь вы одерживаете верх, сеньорита Инеса. Я лежу в постели и не смею сорвать своих повязок, но через два дня эта дудка заиграет другую песенку… Если вы, несмотря на все, отправляетесь с нами, то я требую, чтобы вы не вмешивались в мои дела. Дисциплина и еще раз дисциплина.
Смущенная девушка опустила голову.
— Я всегда имела это в виду. Я знаю свои обязанности. Она повернулась и тихо вышла из комнаты. Фиэльд смущенно посмотрел ей вслед.
— Лихорадка от раны, должно быть, еще не совсем прошла, Паквай, — сказал он. — Мне что-то очень жарко. Давай-ка измерим температуру.
— Странная женщина! — прошептал индеец, ставя больному градусник.
Норвежский доктор, по-видимому, хотел что-то возразить на последнее замечание Паквая, но трудно вообще что-нибудь говорить, когда лежишь с градусником во рту. Итак, при этих обстоятельствах никто не имел возможности узнать мнение Фиэльда о странной женщине.
Термометр показывал 37, 8 и, значит, дело обстояло не так уж плохо. Затем сосчитали пульс. Сердце работало немного учащенно. Врач-испанец, посетивший на следующий день своего норвежского коллегу, был не очень-то им доволен.
Ионас Фиэльд также не был доволен. Он плохо спал эту ночь. Он сердился на свое собственное добродушие. Чувство слабости перед двумя большими и серьезными женскими глазами было его давнишним недостатком.
ГЛАВА XXV. Вверх по реке
Четверо суток пыхтела большая и неудобная моторная лодка, несущая экспедицию Фиэльда вверх по реке Мараньон мимо маленького городка Наута note 12 , где второй из главных истоков Амазонки присоединяет свое водное богатство к могучей матери-реке.
Лодка была старая и сильно подержанная, но мотор только что вышел из мастерских Болиндера и был достаточно силен и прочен. Но за спокойный ход похвалить было его нельзя.
Рубка была теперь превращена в пассажирскую каюту и под наблюдением Инесы вымыта и вычищена всеми дезинфекционными жидкостями, какие только нашлись в Иквитосе. Она все-таки пренеприятно пахла рыбой и разной гнилью. Но жара была такая нестерпимая, что никто не испытывал особенной охоты сойти под палубу, где было еще жарче от топки мотора.
Note12
Наута стоит при слиянии рек Мараньон и Укаяли.
Все же керосин во многих отношениях является отличным топливом. Он держит в отдалении москитов, и поэтому пассажиры моторной лодки имели возможность тихо и мирно лежать в своих гамаках, протянутых на палубе.
Инесе и Конче было предоставлено переднее помещение. Оно, по-видимому, служило некогда «каютой капитана» и, несмотря на свои скромные размеры, было все же самым комфортабельным в лодке.
Обязанности каждого были точно определены. Хуамото, знавший каждый участок фарватера, был лоцманом, Кид Карсон заботился о машине и о кухне. Паквай стоял у руля, Фиэльд и Конча, в качестве выздоравливающих,
Удалившись от последних признаков цивилизации, молодая барышня из Лимы переменилась окончательно. В Иквитосе парикмахер с жалобными причитаниями избавил ее от прекрасных пепельно-золотистых волос. Она опять надела мужской костюм, который она носила без обычного в таких случаях кокетства. Все части костюма были старые, сильно поношенные, вплоть до тяжелых грубых сапог, в которых ее ноги чувствовали себя отлично. Фиэльд замечал не без известного удовольствия, что Инеса отдавала себе точный отчет в предстоящих трудностях. Но то, что доставляло ему особенную радость, было ее простое и спокойное обращение с мужчинами. Она всегда принимала живое участие в их разговорах и подбадривала их всевозможными выходками. В тихие звездные ночи она играла на мандолине и аккомпанировала Киду Карсону, поднимавшему ужасающий вой, который засел в его глотке еще с тех времен, когда он пел куплеты и плясал чечетку в кафе-шантане. Но тоска по умершему деду все еще лежала темной тенью в огромных прекрасных глазах, несмотря на то, что Инеса, видимо, боролась сама с собой, чтобы скрыть свое горе от посторонних глаз.
Время от времени она отводила Паквая в сторону и просила его рассказать еще и еще о малейших подробностях его встречи с профессором. И Паквай начинал своим глубоким мягким голосом повествование о смерти мудрого человека далеко, далеко, в пустынных степях аргентинских сельвасов.
И тогда случалось, что Инеса спрашивала:
— Но как случилось, что дедушка попал так далеко на восток?
И Паквай неизменно отвечал:
— Он был ведь старик. Сил у него не хватило, чтобы пойти через высокие плоскогорья. Он стремился вниз. Может быть, он шел, как слепой, ощупью. Может быть, он пытался убежать от того, кто хотел отнять у него жизнь. Я не знаю, сеньорита. Вероятно, он надеялся встретить дружелюбно настроенных индейцев или же наткнуться на какую-нибудь пограничную экспедицию. Он не успел сказать об этом. Еще ведь надо было так много сказать прежде, чем жизнь покинет его. Когда я встретил его, тело его уже умерло, одна только воля еще жила.
После таких бесед Инеса могла долго просидеть на месте, погруженная в глубокую задумчивость.
Но река Амазонка богата разнообразием. В медленно текущих струях творится незамирающая жизнь. В самых больших глубинах движется пиракуку, величайшая рыба в мире. Индейцы боятся ее зубов, но любят ее мясо.
Однажды Пакваю попалось на огромный крючок удочки одно из этих чудовищ, и мотору пришлось остановиться на несколько часов, пока удалось втащить на палубу этого кровожадного водного хищника. В нем было около четырех метров длины. Зато и задали же пир в этот день! Не только для людей, но и для других пиракуку в реке, которым бросили остатки их земляка. Даже крокодилы на берегу оживились от удовольствия, увидев недостойный конец, которому подвергся их подводный враг. А электрические угри раздулись и наполнились опасным электрическим зарядом, наслаждаясь, остатками, падавшими к ним вниз на дно реки.
От берега отделился большой челн на веслах и приблизился к моторной лодке. В челне сидели трое индейцев. Сперва они держались в отдалении, но когда Хуамото заговорил с ними на их собственном наречии, они перестали бояться, а когда им подали кусок рыбы, они подняли благодарный вой и поспешили к берегу. Впрочем, и необходимо было сделать этот подарок, так как жирное светло-красное мясо портится с молниеносной быстротой в этой неистовой жаре.
Вскоре после этого появилось еще несколько челнов с людьми. Они медленно плыли навстречу моторной лодке, меж тем как звук национального барабана беспрерывно раздавался между деревьями на берегу.