Бессмертные карлики
Шрифт:
Между тем подали ужин, и хозяин удалился с многочисленными поклонами к своим обязанностям начальника станции.
— Посмотрел ли ты на мулов? — сказал Фьельд.
— Да, сеньор доктор. Но какие худые скотины! А arriero, которого нам предлагают, имеет такой вид, словно он способен сожрать собственную тещу!.. Я заглянул в школу, к учителю, и попросил у него совета. Он оказался старым, но любезным человеком, и после долгих размышлений сказал, что, пожалуй, может достать нам других животных и другого проводника, но тогда нам придется ждать с отъездом до четырех часов утра… Я заявил хозяину, что мы пробудем здесь два или три дня. Услышав об
— Ты просто сокровище, Карсон. Но каким образом объясняешься ты по-испански?
Кид взглянул на него с удивлением.
— Этому я научился, когда мыл тарелки в одном трактире в Гаване… Но тише, мы должны быть осторожными. Я сейчас заметил небольшую дырочку в стене. Желал бы я знать, есть ли за нею ухо: оно, разумеется, не понимает по-английски, но все-таки желательно было бы достать немедленно шляпную булавку. Впрочем, может быть, эта штука пригодится так же хорошо…
Неисправимый шутник подошел к весело трещавшему огню в камине и накалил длинный острый нож, который когда-то знал и лучшие времена. Затем он подкрался и воткнул раскаленное острие в дырку…
Из соседней комнаты послышался ужасающий рев, за которым последовали жалобные стоны.
— Вот так мы обыкновенно метили овец на высотах Монтаньи, — сказал Кид с бесшумным смехом. — А теперь мы, вероятно, можем спокойно насладиться едою.
17. СТАРЫЙ УЧИТЕЛЬ
Старый учитель в Оройе был сам некогда учеником университета в Лиме. По образованию и способностям он мог бы занять и более ответственную должность в своей стране. А между тем всю жизнь он прожил в южно-американских лесах. На его глазах выросло новое индейское поколение на Амазонке. Редкая мягкость в обращении и доброе сердце охраняли его от жестокости и кровожадности первобытных племен.
Когда Фьельд и его помощник потихоньку выскользнули из гостиницы, где они оставили за себя щедрую плату, они не были никем замечены. Они взяли с собой свой багаж, и это весьма затруднило шествие в такую непроглядно-черную ночь. Но все же они, наконец, достигли площади с рисовавшимися на темном небе строениями.
— Где мы? — спросил Фьельд.
Негр осмотрелся кругом. Он только что упал, споткнувшись о поросенка, который лежа спал на главной улице и теперь с недовольным хрюканьем искал себе нового места отдыха.
— Я едва узнаю это место, — сказал Кид, отряхивая свое сомбреро, которое во время падения познакомилось с сорной кучей. — Но мы, должно быть, уже возле церкви, вчера вот здесь горел фонарь…
Внезапно на противоположном конце площади зажегся огонь, и открылось чье-то окно.
— Сообразительный человек этот учитель, — пробормотал Фьельд.
Спустя несколько минут они стояли в маленькой узкой приемной, в которой две тонкие свечи бросали красно-желтый свет на маленького человека с черной шапочкой на голове. Он сидел в кресле, которое, по-видимому, служило ему также и постелью. Морщинистое и ввалившееся лицо свидетельствовало о глубокой старости, но добрые карие глаза горели юношеским блеском. Он кивнул чуть заметно головой Фьельду и сделал ему знак подойти поближе. Все трое молчали. Старик словно снимал мерку со своего полуночного гостя. Наконец он кивнул с довольным выражением лица.
— Если я правильно понял вашего помощника, — сказал он, — то ваша поездка имеет
— Совершенно правильно, — ответил Фьельд непринужденно. — Случай натолкнул меня на путь Сен-Клэра. А теперь новые случайности заставляют меня следовать за внучкою. Ей грозит большая опасность.
— Теперь я понимаю. Если бы я что-нибудь подозревал, то ни за что бы не отпустил ее из Оройи. Она посетила меня перед своим отъездом и была преисполнена мужества и надежды. Из ее слов я составил себе представление об опасностях, подстерегающих ее в дороге. Я никогда не питал доверия к Мартинесу. У этого человека язык без костей. Но как знаете вы, чужой в нашей стране, обо всем этом?
Фьельд задумчиво выслушал учителя. Затем он сказал:
— Уважаемый сеньор, я питаю недоверие ко многим людям, но вам я доверяю. Прежде всего я должен сообщить вам, что Сен-Клэр умер.
— Я давно догадался об этом.
— Он умер далеко отсюда, на руках доброго индейца. Последний случайно оказался моим старым приятелем и послал мне все, что осталось после умершего: дневник и завещание. Я любознательный человек, и намереваюсь довести до конца то, что не удалось профессору. Это, впрочем, длинная история.
— Я уже знаком с нею, — сказал учитель со вздохом. — Раймон Сен-Клэр был хорошим человеком, но отчасти и фантазером. Он хотел найти бессмертных карликов. Однажды, в такую же темную ночь, как сегодняшняя, Сен-Клэр явился ко мне. Он знал, что я человек молчаливый. И утро наступило прежде, чем он докончил свой чудесный рассказ… Вы знаете его?
— Отчасти.
— Тогда вы знаете, что однажды в Лимский госпиталь принесли индейца племени коло. Он страдал болезнью, которой никто не мог объяснить. Позвали Сен-Клэра… Индеец лежал в странном припадке. Он страшно исхудал и едва мог говорить. Но, кроме этого, нельзя было открыть никаких признаков болезни. Однако, при подробном исследовании Сен-Клэру удалось заметить небольшой шрам на шее этого человека. Он почти совсем сросся, но, по-видимому, происходил от весьма глубокой раны. Потом Сен-Клэр нашел вокруг шеи индейца полосу, шириною в два сантиметра, похожую на след металлического ошейника. Это навело его на раздумье. Повторное внимательное исследование показало, что пациент был каким-то образом отравлен неизвестным ядом, ослабившим и поразившим известные группы мозговых клеток. Этим объяснялась его апатия.
Различными экспериментами Сен-Клэру понемногу удалось нейтрализовать действие яда. Человек стал медленно выздоравливать. Но в то же время, как возвращалось к нему сознание, показались другие опасные симптомы, а именно, странное беспокойство, возраставшее порою до ужаса. Все чаще и чаще просыпался он среди ночи, издавая дикие крики, от которых содрогался весь госпиталь.
Сен-Клэр начал понимать, что этот человек пережил, должно быть, нечто страшное, и что ужасные воспоминания об этом препятствовали его выздоровлению.
Между тем, наступил день, которого с таким нетерпением ждал Сен-Клэр. Человек заговорил. Сначала неуверенно, словно ребенок, но потом все яснее и понятнее. Он как будто хотел сообщить что-то, что мучило его сознание. В течение месяца Сен-Клэр понемногу узнавал тайну, сгубившую жизнь столь смелого индейца.
После этого, однажды, его нашли мертвым на постели. Но тайна его не умерла с ним. Теперь я знаю, что она также стоила жизни моему незабвенному другу Раймону Сен-Клэру. О ней, наверное, рассказано в дневнике!