Бессмертные
Шрифт:
— Что это за люди?
— Посторонние люди. Чем меньше вы будете знать, тем лучше.
Мэрилин поежилась. Бобби снял с себя пиджак и накинул ей на плечи.
— Это было самое лучшее в моей жизни, — призналась она. — То, что придавало ей смысл. Любовь к Джеку.
— Для него это тоже много значило.
— Дело не только в сексе. Мы… как бы это сказать… очень подходим друг другу. Я помогала ему избавляться от болей в спине. А он поднимал мне настроение, и я засыпала без снотворного. Наши тела созданы друг для друга, понимаете? Как правильно подобранные кусочки
— Да? — Казалось, он пытается зрительно представить себе этот образ.
— Для него я готова была сделать все что угодно. Все, что бы он ни попросил. Я никогда не испытывала подобных чувств в отношении других людей.
— Он это знает. И сейчас он просит вас только об одном. Забыть его.
Мэрилин дрожала всем телом, хотя холода не чувствовала. Она вообще ничего не чувствовала. Бобби обнял ее одной рукой за плечи.
— Вы в состоянии это пережить? — спросил он.
— Не знаю. Топиться я, конечно, не собираюсь, если вас это интересует.
— Нет, я говорю о другом.
Мэрилин вошла в воду, навстречу накатывающимся на берег волнам, которые разбивались у ее нот; подол ее серебристого платья сразу стал насквозь мокрым. Несколько минут они вдвоем шли по воде вдоль берега. Брызги разбивающихся об их ноги волн ярко поблескивали в лунном свете. Капли соленой воды попали ей на руки и сверкали на едва заметных золотистых волосках.
— Ведь это была не иллюзия, правда? — спросила она. — Мне это важно знать. Джек в самом деле любил меня?
— Любил. И любит. Если бы он не был президентом, все могло бы сложиться иначе, но он президент.
Мэрилин всегда содрогалась от ужаса при мысли о том, что когда-нибудь ей все-таки придется пережить это мгновение, но теперь, услышав приговор, она, к своему удивлению, осознала, что не собирается впадать в истерику. Она была спокойна, не потеряла самообладания — доктор Крис и доктор Гринсон могут гордиться своей пациенткой! Просто она давно уже ждала этого момента. И тем не менее все ее существо до самой последней клеточки было охвачено глубокой, почти безграничной печалью. Она ощущала ее настолько сильно, что не знала, сможет ли жить дальше, да и стоит ли так жить.
Не сговариваясь, они одновременно повернули назад и побрели по направлению к дому Лофорда.
— Нужно создать впечатление, будто между вами вообще ничего не было, — произнес Бобби.
— Я не собираюсь писать мемуары.
— Я не об этом. Если у вас есть какие-либо письма или подарки, — что-нибудь в этом роде… Сдайте их на хранение в банк, если не хотите выбрасывать.
— Да у меня почти ничего нет. Джек никогда не писал писем.
Бобби кивнул.
Они были уже почти у дома Лофорда. Интересно, что о них думают гости и хозяин дома, промелькнуло у нее в голове, но вообще-то ей было все равно.
— Я любила мечтать о том, что когда-нибудь мы с Джеком будем вместе, и это помогало мне жить.
— Да, сейчас вам тяжело. Я понимаю.
— Вряд ли вы можете это понять. — Они дошли почти до двери, и лившийся из окон яркий
— Вы на машине?
Конечно, она приехала на своей машине, но она покачала головой и, взяв руку Бобби, сильно стиснула в своей ладони.
— Отвезите меня домой, — попросила Мэрилин. — Пожалуйста. Я сейчас не хочу оставаться одна. Когда я доберусь до дому, все будет в порядке.
Она заметила в его лице нерешительность, — а может, это было что-то другое. Она точно не знала.
— Ну, — заговорил он. — Даже не знаю…
— Я ведь хорошо себя вела, правда? — отчаянно взмолилась она. — Не кричала, не визжала, не устраивала сцен?
Бобби кивнул, глядя на нее ястребиным взором из темных глазниц, — он стоял спиной к свету. “У него лицо интереснее, чем у Джека, — подумала она, — более скрытное, жесткое и в то же время какое-то беззащитное, все черты более резкие”.
— Что ж, поехали. Не забудьте свои вещи, — ответил он.
Мэрилин взяла сумочку, туфли и, как была босиком, последовала за Бобби. Они обогнули дом и вышли к аллее, где стояла черная машина. В ней сидел какой-то человек — должно быть, агент службы безопасности. Она ждала в тени в накинутом на плечи пиджаке Бобби, а он о чем-то шептался с водителем. Тот вылез из машины и отдал Бобби ключи. Брюки Бобби ниже колен были насквозь мокрые, в туфлях хлюпала вода, и, когда он шел, на асфальте оставались маленькие лужицы. Бобби дождался, пока агент скрылся за углом дома, затем махнул ей рукой.
— Вам придется показывать мне дорогу, — сказал он, открывая перед Мэрилин дверцу. Она скользнула на переднее сиденье, он сел за руль.
В машине она почувствовала, что замерзла, и начала дрожать — но не только от холода; казалось, она только сейчас поняла, что произошло. Она никак не могла сдержать сотрясавшую все ее тело дрожь. Зубы громко стучали, словно ее только что вытащили из ледяной воды.
— Боже мой, — произнес Бобби. — Вы совсем окоченели.
Он завел мотор и включил обогреватель, но она продолжала дрожать. Он обнял ее и крепко сжал в своих объятиях. Мэрилин увидела в зеркале свое лицо — огромные глаза, рот приоткрыт, маленькие ровные зубки белеют в темноте. Лямочки от платья соскользнули с плеч, и, кроме бюстгальтера, под накинутым на плечи пиджаком Бобби на ней больше ничего не было.
— О Боже, — стонала она. — Обними, обними меня покрепче.
— Да, да, все будет хорошо, — хрипло пробормотал он, пытаясь успокоить ее. — Все будет хорошо…
“Хорошо, хорошо, хорошо…” Снова и снова доносились до нее слова Бобби, но теперь уже его голос звучал приглушенно, так как она крепко прижималась губами к его губам. Обхватив руками голову Бобби, она притянула его к себе, прильнув к нему всем телом.
— Обними меня, обними , — шептала она не переставая.