Бессмертные
Шрифт:
Денби прочитал Мэрилин то, что записал.
— Ваши планы на будущее? — спросил он.
— Как только я поправлюсь, я вернусь на съемочную площадку и закончу фильм, — ответила она. — Все это чушь собачья.
— Я не могу так написать, — коротко сказал журналист и повесил трубку.
Не прошло и секунды, как телефон зазвонил снова. Мэрилин ждала, что трубку снимет миссис Мюррей, но звонок не смолкал, и тогда она вспомнила, что миссис Мюррей ушла в кино. Мэрилин встала, отнесла телефон в гостиную, а сама вернулась в спальню и закрыла дверь. Разумеется, к ней сейчас будут пытаться пробиться сотни журналистов и обозревателей, а она не в состоянии переговорить с каждым из них.
Она прошла в ванную, выпила пригоршню таблеток, снова вернулась в спальню, легла на кровать и накрылась подушками, чтобы ничего не слышать.
На следующий день Питер Ливатес созвал пресс-конференцию. Он назвал Мэрилин “безответственной” и пригрозил предъявить ей иск на полмиллиона или даже на миллион долларов, потому что из-за ее хронических опозданий, которые срывают работу всей съемочной группы, нет никакой возможности закончить фильм. До Мэрилин даже дошли слухи, будто ее костюмы перешивают для Ли Ремик, которой отдали роль Мэрилин, чтобы можно было возобновить съемки картины.
Оскорбленная, озлобленная, она все время проводила дома; лишь раз в день Юнис Мюррей отвозила ее на сеанс к доктору Гринсону. Ей срочно сменили номера телефонов, так что теперь, по крайней мере, она хотя бы сама могла звонить. Но, с другой стороны, никто из ее друзей не знал новых номеров, а у нее не было сил известить их об этом, и поэтому в доме часто стояла мертвая тишина, как в могиле. Так и сидели — только она сама, Мэф и о чем-то молча размышлявшая на кухне миссис Мюррей.
Поначалу она надеялась, что друзья не бросят ее в беде, хоть как-то выразят свою привязанность и поддержку, но ничего такого не было и в помине, или почти ничего — ни цветов, ни телеграмм, ни предложений от других киностудий. Правда, Дино заявил, что по контракту его партнерша в фильме — Мэрилин Монро, и отказался сниматься с Ли Ремик. Дино поступил благородно, но это означало, что картину “положат на полку”, а в кинобизнесе это самое худшее, что может произойти.
К счастью, Бобби не был занят в шоу-бизнесе и поэтому даже не подозревал, чем грозит ей такая опала. В его представлении это был обычный трудовой конфликт, к тому же в такой области, в которой он ничего не смыслил и к которой вообще не относился серьезно. Она — “звезда”, и значит, скоро все уладится, успокаивал он Мэрилин каждый раз, когда она звонила ему.
О ее ребенке — их ребенке, напоминала она себе — он старательно избегал говорить. У него были свои проблемы, и она была счастлива, если он делился ими с ней. Ему все опостылело, он потерял покой и сон, жалеет, что согласился стать министром юстиции. За что бы он ни брался, жаловался Бобби, его всюду подстерегали неудачи: ему не удалось обойти Гувера и перестроить работу ФБР; Хоффа все еще на свободе и его друзья из мафии тоже; правительство умышленно оттягивает решение по вопросу гражданских прав, и в связи с этим негры южных штатов уже начали поговаривать о том, чтобы выступить с демонстрациями — и даже не против расизма, а против Кеннеди…
— Это “зима тревоги нашей”, — с грустью продекламировал Бобби — он постоянно занимался самосовершенствованием и в последнее время много читал Шекспира, — хотя в тот момент стояло лето.
В конце месяца он должен выступать с приветственной речью на съезде надзирателей федеральных тюрем в Боулдере, штат Колорадо, сообщил ей Бобби, и на обратном
Только это и придавало еще смысл ее существованию в те мрачные дни после увольнения из киностудии — мысль о том, что приедет Бобби и все образуется…
Известие об увольнении Мэрилин из кинокомпании “XX век — Фокс” застало меня в Лондоне. Я не был удивлен. Она с самого начала давала всем понять, что ей не нравится сниматься в этом фильме, да и с Кьюкором она никак не могла поладить. Я не винил ни Питера Ливатеса, ни совет директоров “Фокса” — вполне вероятно, что на этом этапе жизни Мэрилин работать с ней было невозможно. Я сразу же попробовал позвонить ей, но не дозвонился.
Вернувшись в Нью-Йорк, я опять позвонил ей, но с тем же успехом. Тогда я позвонил Лофорду, хотя и недолюбливал его. Он сообщил мне, что Мэрилин, конечно, “расстроена”, но в общем-то беспокоиться не о чем. С этим мнением согласился и мой приятель Айк Люблин.
— Может, для нее оно так даже и лучше, — сказал он с присущим ему оптимизмом юриста, занимающегося проблемами шоу-бизнеса. — Все равно эта картина — сущее дерьмо.
Возможно, я на том бы и успокоился, если бы из Лос-Анджелеса мне не позвонил один мой давний друг. Это был профессор либеральных взглядов, один из многих, кто претерпел немало гонений от Джо Маккарти и его подручных и сумел скрыться от них, устроившись работать на радио ведущим ночной программы, в которой он отвечал на вопросы радиослушателей. Простой в общении, невозмутимый, умный человек, Алан Берк, к своему удивлению, стал в Лос-Анджелесе своего рода божеством, во всяком случае, среди людей, страдающих бессонницей. Услышав мой голос, он сразу перешел к делу — мы слишком хорошо знали друг друга, чтобы ходить вокруг да около.
— Ты ведь знаком с Мэрилин Монро, не так ли? — спросил он. Я ответил, что знаком. — Ты узнаешь ее голос? — Я сказал, что узнаю.
— Тогда послушай вот это. — Раздался щелчок включаемого магнитофона, затем мягкий задыхающийся голосок, который невозможно было спутать ни с каким другим голосом:
“Я скоро выйду замуж за одного человека, занимающего очень важный пост в правительстве. Ради меня он готов бросить жену”.
Дальше заговорил Алан:
“Как вас зовут, дорогая?”
“Мэрилин”.
“Так же, как Мэрилин Монро?”
Тихий смешок.
“Точно”.
“А кто вы по профессии?”
“Я актриса. Вернее, была актрисой. — Опять смешок. — Меня недавно уволили”.
“А кто этот “человек, занимающий очень важный пост в правительстве”? Вы можете назвать его имя?”
Пауза. Я слышал записанное на пленку дыхание Мэрилин.
“Бобби Кеннеди… Ух! Наверное, мне не следовало это говорить”. — Послышался щелчок. Мэрилин повесила трубку.
— Боже мой! — воскликнул я.
— Так это она?
— Похоже. Больше она не звонила?
— Звонила. Она звонит каждую ночь, иногда по два раза за ночь. Она говорит, что беременна и что отец ребенка — Бобби. Послушай, вот еще что. Она захотела познакомиться со мной. Ей понравилось, что я с таким вниманием и сочувствием разговаривал с ней, и она пожелала познакомиться со мной лично … Но знаешь, это совсем не в моем вкусе. Почтя все, кто звонит на передачу, как правило, чудаки или сумасшедшие, так что никогда не угадаешь, на кого можно напасть… Но в ее голосе было столько отчаяния, что я согласился. И потом, я подумал: будь что будет, это ведь и впрямь может оказаться Мэрилин…