Бессмертные
Шрифт:
– Тебе говорили, что твой папа - жуткий тип?
– спросил Эндрис.
– Не-а, он просто беспокоится за меня.
– Как он может ненавидеть Валькирий, если женат на одной из нас?
– Он никого не ненавидит, - я открыла дверцу машины и села за руль. Вся эта идея с ужином была не очень приятна с самого начала, сейчас же она казалась ужасной.
– Может, у меня получится пропустить завтрашний ужин, - сказал Эндрис, скривившись.
– В смысле, он ведь может решить отравить нас.
Я уставилась на него.
– Это глупо и обидно. Мой папа вовсе не сатана. Кроме того,
– Нельзя, но живот чертовски скрутит, пусть даже это будет длиться пару секунд.
Я не знала, что на это ответить, поэтому просто закрыла дверцу и завела двигатель. Эндрис постучал по окну, и я опустила стекло.
– Ну что еще?
– я постаралась вложить в этот вопрос все свое недовольство.
– Сбавь обороты, деточка.
Я закатила глаза.
– Я и не заводилась.
– Во сколько у тебя занятие с Лаванией?
– В пять.
– Отлично. Тогда сразу договоримся. Как только ты окажешься дома, оттуда ни ногой. Никуда не идешь, не предупредив меня. Усекла?
«Он что шутит?»
– Ага, конечно.
Он сощурился.
– И помни, я не Торин.
– Что это должно значить?
– Я без проблем наложу руны на твою дверь и окна, заперев тебя в комнате.
Я засмеялась.
– Что еще, кроме тебя, мне угрожает?
– Рискни и узнаешь, - самодовольно улыбаясь, он развернулся и медленно пошел к харлею.
Скрипя зубами, я сдвинулась с места. Торин - труп. Эндрис ехал за мной всю дорогу домой. Припарковав байк, он вышел на подъездную дорожку и ждал, пока я зайду в дом.
Поднявшись в свою комнату, я взглядом наткнулась на коричневый бумажный сверток. Книга рун Торина. Я взяла сверток в руки и вздохнула. Я еще не была готова с ней расставаться. Скоро. Развернувшись, я подошла к шкафу, открыла ящик и спрятала ее обратно.
– Проходи. Сегодня весь дом наш, - пригласила Лавания, закрывая за мной дверь. Она всегда такая обходительная. Сегодня на ней было голубое платье без рукавов, подол и вырез которого были вышиты темно-синими украшениями, а талию обхватил широкий блестящий пояс с рисунками рун. Убранные назад волосы, удерживала лента для волос, подходящая по цвету. Руки чуть выше локтей украшали браслеты.
– Классно выглядишь, - сказала я.
– Спасибо. У меня сегодня свидание. Будем праздновать.
«С кем? С Торином?»
– Эндрис ушел?
– Вместе с Ингрид. Они ушли прямо перед тобой. Он хотел взять тебя с собой, - она усмехнулась.
– Эндрис всегда такой нетерпеливый.
– Они ушли через портал?
Лавания улыбнулась.
– Как иначе они могли бы уйти? Ну же, пойдем на кухню.
В последний раз я была на кухне этого дома вместе с Эндрисом и Ингрид. Тогда здесь были навалены огромные коробки с вещами Торина. С интересом я осмотрелась вокруг и улыбнулась. В доме, определенно, кто-то любил готовить. На стойках стояло много современной кухонной техники. С противоположной стороны находилась гостиная, в которой стоял секционный диван, а на стене висел большой телевизор с плоским экраном. В голове пронеслись картинки той вечеринки, до того как все пошло к Хель и обратно.
–
– Садись.
Сама она села с другой стороны стойки, стоящей посередине кухни. Перед ней лежала аккуратно сложенная ткань из коричневой кожи. Она подождала, пока я сяду, и осторожно ее развернула.
Как оказалось, это была не ткань, а что-то вроде кожаного ремня для ножей с шестью карманами. Один за другим, она достала из ножен кинжалы. Все были размером с карандаш, но разного цвета, формы лезвия, рукоятки и гарды. У половины были черные, блестящие лезвия, в то время как другие были белыми. От рукоятки по лезвию шли руны. Один кинжал напоминал форму серпа, другой был похож на охотничий нож, остальные также отличались толщиной лезвия.
– Их называют артаво, что значит ритуальный нож. В единственном числе будет артавус. Некоторые верховные жрицы называли их артанус, артани или артамэ. Наиболее искаженный вариант, который можно сейчас услышать в магическом мире, - атамэ, - она взяла в руку черный артавус с остроконечным лезвием и гардой. Я уже видела, как Малиина (или это была Ингрид?) использовала похожий кинжал.
– Этот называется стилло. Возьми в руку, проверь, удобно ли.
Я обхватила рукой рельефную рукоятку. Она легла в руку, словно была сделана под меня. Само лезвие клинка протянулось примерно на сантиметров 7.
– Легкий, - я дотронулась до лезвия и ахнула, когда по руке начала подниматься боль, и из кончика пальца выступила кровь. Тело охватила слабость. Я ненавидела сам вид крови, особенно своей. Я засунула палец в рот и осторожно положила артавус на стол, словно это была ядовитая змея.
Лавания усмехнулась.
– Ты бледная, как привидение, - она потянулась вниз и достала свой рунный клинок.
– Дай руку. Я залечу твой палец рунами.
Я покачала головой. Я еще не была готова к рунам.
– Болеть перестанет, и, если ты не заметила, порез глубокий.
Боль, расходящаяся, от пальца говорила мне то же самое. Медленно, я достала палец изо рта и застонала, когда из него потекла кровь. Все очень плохо.
– Не дури, - нетерпеливо настаивала Лавания.
Съежившись, я протянула ей руку и закрыла глаза. Когда она в очередной раз усмехнулась, я открыла один глаз и едва поборола желание отнять руку. Палец сильно кровоточил, и капли крови падали на стол.
– Расслабься, Рейн.
– Я уже расслаблена, - возразила я ей сквозь сжатые зубы.
– Ненавижу кровь, и мне больно.
Она нанесла на тыльную сторону моей руки руны; ее движения были настолько быстрыми, что у меня все размывалось перед глазами. Она оказалась права. Больно было лишь на мгновение, а следы от кинжала оказались вовсе не порезами, скорее ожогами.
Когда на коже проявились розоватые отметки от ожогов, я забыла о слабости и тошноте. Затем отметки потемнели и превратились в красивые узоры, как те, что я видела на руке Лавании, с завитками на концах. Я смотрела на свою руку с мрачным очарованием, но вскоре красивые руны растаяли. Лишь кончики пальцев пощипывало; я перевернула руку. Глубокий порез также закрылся, оставив после себя розоватый след, который вскоре тоже исчез.