Бессонный патруль (Сборник)
Шрифт:
– Что же вы не всю зарплату Дударовой отдали?
– Узнали?
– весело глянула Янчин.
– Да ведь сами почимаете, какие предстоят расходы.
Катерина Селезнева в первый же день, как прибыла з колонию, повела себя вызывающе. Отказывалась подчиняться, дерзила, глядя исподлобья хмурыми, колючими глазами.
В отряде Янчип много таких, которые хотят показать, что им черт не брат. Вскоре выяснилось, что Селезнева еще к каргежница. Играла азартно, но за деньгами особо не гналась. Янчин поняла: азарт необходим Селезневой, чтобы
Вызвав Селезневу, Янчин спросила:
– Что же тебе, молодости не жаль?
Глядя в сторону, осужденная промолчала. Весь ее вид говорил: "Ни к чему мне эти разговоры". Сама она с.;бе хозяйка. Какой дорогой захочет, такой и пойдет.
– Ну, что же ты молчишь? Сказать нечего?
– Пустой разговор, - буркнула Селезнева.
– Жалко или не жалко, вам не все ли равно? А вы своей жизнью довольны? У вас-то молодость не такая уж счастливая была...
"Тут ты права, - подумалось Нине Петровне.
– Мою молодость съела война. Пролетела она в туманных лесах, и гнилой болотной воде. Дым, руины, обагренные крозью бинты, убитые старики и дети. Вот моя молодость"...
И она рассказала об этом женщине с запавшими и отчужденными глазами. Говорила о войне не только в тот вечер, а частенько при беседе с осужденными.
– Да, житуха не сладкая, - проронила однажды Селезнева.
– Но все-таки лучше моей...
И махнула рукой.
Много таких, сбившихся с дороги людей-растерянных и озлобленных, робких и бесшабашных, молчаливых и говорливых-повидала Нина Петровна за время службы в местах лишения свободы. Трудное это было время, и места, где приходилось жить, тоже выглядели невесело. В зимнюю стужу строила с осужденными жилые дома, школы, производственные объекты. Это были ее зрелые, лучшие а жизни каждого человека годы. И "об этом она как-то рассказала Селезневой. Та, усмехнувшись, спросила:
– И сколько же вы мотались по Северу? Много, наверх ное? Служба у вас не шибко веселая. Всю жизнь, значит, с нами? И не жалко себя?...
– Не жаль. Ради заблудившегося человека, ради таких, как ты, - разве мала цель? Ты это понять можешь?
Селезнева промолчала. Ну, допустим, она понимает.
Она уже давно чувствовала, что начальник отряда за нее "взялась". Это и со стороны видно: женщины переглядываются, допечет, мол, тебя начальница, она дотошная. И чего ей надо? Ладно, брошу карты, буду работать. А душудушу-то чем повеселить?
Нина Петровна не спешила. Если хочешь действительно узнать человека, по-настоящему ему помочь, не надо спешить. Ведь это только в кино или в плохой книжке легко найти ключ к человеческому сердцу. А в жизни иначе...
– Хорошо, - сказала Селезнева начальнику отряда.
– 1 Допустим, я стану, как вы любите говорить, на путь исправления. Может, тогда мне и срок урежут. Допустим! Выйду на волю, а куда пойду? Искать работу?
– Ничего, захочешь честно работать - устроим.
– Допустим, - согласилась Селезнева.
– Так разве к хорошему меня поставят? Небось, подсобником назначат, на всякие разные работы. Благодарим покорно.
– Да ты научись ему сначала, этому хорошему делу.
Вот иди-ка в швейный цех. Тоже профессия ценная, везде нужна.
Потом, когда Селезнева подучилась, поставили ее во главе бригады швейниц. Доверие часто способно растворить самое черствое сердце. Так получилось и с Селезневой.
Бригаду она взяла в руки крепко, сама работала на совесть и от других требовала того же. Швейное мастерство освоила охотно, и капитан Янчин радовалась про себя. Селезневу слушались в бригаде не потому, что она бригадир, а потому, что знала дело.
Но вот Нина Петровна заметила, что опять Селезнева сникла. Соседи се по жилой секции сказали - получила письмо. Люди пишут, что старушка-мать часто болеет, говорит: "Не увидать, однако, мне своей непутевой дочки".
Нина Петровна спросила у Селезневой:
– Что хандришь?
А та губы прикусила - кет в жизни счастья.
– Подожди, - успокоила ее воспитатель, - не впадай в панику. Матери твоей я напишу, а сообщить ей есть о чем.
Добрые слова о детях старым людям лучше любого лекарства. Вот ты бригаду в передовые вывела, хорошей общественницей считаешься, теперь я думаю похлопотать, чтобы тебя досрочно отпустили.
– Верю, - тихо сказала Селезнева.
– Буду стараться...
Прошел месяц-другой, и Селезнева пришла к начальнику отряда взволнованная, радостная.
– Поглядите, что пишет мама: "Милая доченька" и дальше: "Так много хорошего о тебе написала твоя воспитательница, что я только об этом всем и рассказываю. Дышать и жить, доченька, стало легче. Вот как порадовала!"
– Ну и хорошо, - улыбнулась Нина Петровна.
А на сердце у нее смутно: была у нее для Селезневой одна не очень веселая новость. После меда - полынь. Ну что ж, проверим, крепко ли она стоит на ногах?
– Ты знаешь, суд отказал тебе в досрочном освобождении. Подождать нужно. Потом еще обратимся.
Катерина вышла молча. Через несколько дней капитан Янчин справилась у швей:
– Ну, как Катерина?
– А что?
– осужденные насторожились.
– Вроде все в порядке. Только строгой уж больно стала. А в остальном вроде по-старому.
Немного спустя Селезнева сама пришла к начальнику отряда.
– Вы за меня не волнуйтесь, Нина Петровна. Я теперь на ноги встала железно.
– А оно не согнется, твое железо?
– пошутила Янчнн.
– Не проест его ржавчина?
– А вы меня наждачком почистите, - приняла шутку Селезнева.