Бессрочная осень

Винник Владимир

– А я третьего.

– Выходит, еще раньше, странно!

– Что странного?

– Да прибыли, наверное, почти одновременно, а познакомились только сейчас, перед самым отъездом. Грустно.

– Ну, мы не настолько знакомы, чтобы впадать в грусть.

– Так в чем же дело? – вырвалось у меня. Она, наконец, приподняла закрывавшую ей лицо шляпку и искоса молча оценивающе посмотрела на меня, как будто хотела убедиться, достоин ли я ее. У нее было красивое с правильными чертами лицо.

– Времени осталось мало, – глядя на нее, продолжил я, когда она опять прикрыла лицо.

– Да, времени мало. Так что если хотите меня соблазнить, соблазняйте.

–

Вы серьезно? – удивился я.

– Серьезней некуда… Мы ведь взрослые люди, и не к чему здесь лишние обхождения. Сами говорите, время мало.

Я промолчал, от неожиданного поворота событий мое сердце нежно сжалось, и я соскочил с места.

– Нет, у меня были романтические встречи, – после недолгого обоюдного молчания начал я, – но чтобы вот так сразу, – зачем-то вслух произнес навязчивые мысли.

Она опять приподняла с лица шляпку и, глядя на меня, обидчиво сказала: «Я совсем не то, о чем вы сейчас могли подумать.» Затем вдруг поднялась и, ничего не говоря, собралась спешно уходить, небрежно бросая вещи в пакет.

– Простите, ради Бога, – начал оправдываться, – я не хотел вас обидеть, извините!

– Поступайте как знаете, – и стала выбираться на набережную.

Я молча поплелся за ней. Мы, выйдя из глубокого песка, поднялись на прибрежную мостовую. Еще слышны запахи ночного Адлера, ветерок с моря не успел разнести их куда-то вдаль по дорогам и сопкам. По отлогому берегу стали подниматься среди частных, как попало разбросанных строений. Остановились у места первобытного, у какой-то решетчатой калитки, сетчатого забора, заросшего цветущим кустарником, над которым со двора поднимались пальмы. Я с намерением пригласить ее вечером куда-нибудь провести вместе время взял ее руку, и блаженно замерло мое сердце при одной мысли: «Как вероятно, она нежна и хороша без этого голубого халата, без всего». Она отвернулась и, приоткрыв калитку, сказала:

– Возьмите бутылку сухого вина, – молча пожала плечами, – фрукты и приходите через час. Я пока приму душ. Поражённый, я удивился, но поспешил ответить:

– Хорошо!

И она пошла по вымощенной дорожке, скрывшись среди зеленых насаждений двора…

Когда в условленное время подошел к месту, где расстались, никого не было видно в узком проходе. С минуту постояв, засомневался: «Не было ли это обманной шуткой». Но еще через минуту по дорожке где-то среди зелени застучали каблуки и показалась она, в вечернем, судя по большому вырезу декольте, платье розового цвета. Я еще подумал: «Как идет ей этот цвет на фоне золотистых ее волос». Слегка улыбнувшись, как старому знакомому, отворила калитку и предложила любезно пройти. Ее снятыми апартаментами во дворе была пристройка-хижина под черепичной крышей, сдаваемая хозяевами в летний сезон отдыхающим. Убранство было традиционно простым: кровать-полуторка, прикроватный тумбовый столик для туалетных принадлежностей, шкаф для одежды и круглый стол с двумя венскими стульями. А за клеенчатой ширмой был импровизированный душ, и все сияло чистотой и свежестью.

– А здесь вам не холодно по ночам, – оглядев жилище, спросил я, когда уже было неловко молчать. Она, пройдя немного вперед, из-за плеча:

– Вы думаете, мы замёрзнем?

Какая-то сила толкнула меня вперед, и я взял ее за плечо. Сердце трепетало от мысли близости с ней. Она повернулась лицом ко мне, и я, не устояв от соблазна, порывисто обнял ее, и мы слились в поцелуе…

Была обоюдная потребность в любви, и в оставшееся время мы жили в удовольствии, в каком-то наваждении. Спали мало, лишь немного под утро, хотя большую часть времени валялись в постели,

и почти сразу же перешли на «ты». Когда в очередное утро проснулся, ее рядом не было, слышно было, как она возилась за ширмой, приводя себя в порядок. Затем вышла, вся пахнущая свежестью, с легкой улыбкой на лице.

В незастёгнутом халате, обнажив себя всю спереди, уже как своя, без тени смущения и стыда, подошла к постели и, склонившись надо мной, поцеловала в губы.

– Бедняжка, не выспался? Сейчас будем завтракать. Мужчина должен хорошо есть.

– Я…не люблю кофе, – поцеловал обе повисшие ее груди.

– Я знаю! Ты говорил уже, – она поднялась, – и потом, почему обязательно кофе?

– Ну, обычно утром в постель подают кофе.

– Во-первых, дорогой, – не всегда, а во вторых, это обычно делают мужчины.

– Буду иметь в виду, – уклончиво ответил я. Утреннее купанье мы проспали, да оно уже нам, наверное, и не к чему. Схожу за провизией, и посидим лучше в прохладе, а вечером немного прогуляемся и поужинаем где-нибудь.

– Хорошо! Ведь завтра мне уже улетать, надеюсь, ты не забыл?

– Я знаю! – воскликнул я.

Вернулся минут через сорок. Она помыла принесенные мною фрукты и в небольшой корзинке с орехами поставила на прикроватную тумбочку.

За все время, что были вместе, она ничего и не требовала: ни дорогих обедов, никаких развлечений, – и мы довольствовались тем, что я притаскивал в ее «хижину». Любимым нашим занятием было валяться в постели и болтать на темы, далекие от любви. Лежа подле нее, в этой тишине, овеянной легкой прохладой, мне и в голову не приходило, что будет через день, два, неделю, когда мы расстанемся, потому что мы не говорили о нашем общем будущем. Мы просто были близки и этим были счастливы за каждый проведенный вместе час. Достаточно было того, во всяком случае, для меня, что мы вместе любили, ели, говорили, что мне все было в ней доступно…

– А ты, оказывается чересчур разговорчива и довольно-таки смелая женщина, – вспомнив наше знакомство, улыбчиво сказал я, стараясь не обидеть, когда она, оголяясь, потянулась к корзине с фруктами.

– Если бы я не была смела, как ты выразился, мы не были бы сейчас вместе, – ответила, уповая на мою иногда склонность к молчаливости. Затем она достала из-под подушки какую-то небольшую книжонку и стала ее листать.

– А ты читала Мопассана? – зачем-то спросил я и поцеловал ее в мокрые от фруктов губы.

– Выборочно. До того иногда слишком все откровенно пошло, что стыдно читать…

Как только на долину стали опускаться сумерки, мы собрались прогуляться. Везде, где бы мы не проходили, по-прежнему было многолюдно и жарко, пахло морем, свежими телами идущих с вечернего купанья, зеленью, цветами. Одним словом, стоял запах, какой бывает на прибрежных курортах.

Мы поднялись на верх сопок «Голубых далей», поужинали на какой-то веранде, выпили по бокалу сухого вина. Затем не спеша побродили по вечернему Адлеру и вернулись ко двору ближе к полуночи.

Освежившись, заняли свое ложе, делая постель своими телами теплой.

Я пошутил, произнеся высказанную ею фразу в начале нашего знакомства:

– Времени мало, так что если хотите меня соблазнить – соблазняйте – и поцеловал ее в губы.

Она мило усмехнулась и, , выдохнув, обдала лицо своим теплом, поцеловав, тихо на ухо шепнула:

– Только не торопись…

Утром следующего дня прибыли в аэропорт, когда шла уже регистрация. Прошла регистрацию и она. Затем мы стояли в стороне молча, не проронив никто ни слова. Она с опущенными ресницами, а я с заботой не прозевать посадку.