Бестия. Том 2
Шрифт:
— Он не вернется — во всяком случае, в ближайшем обозримом будущем. Так что будьте готовы. Я развожусь с Крейвеном, и плевать я хотела, кто что скажет. Тем более вы.
— Мы едем в «Риккадди», — гордо сообщил Коста, сидя за рулем черного «линкольна», мчавшего их с Лаки через весь город.
Она наморщила лоб.
— «Риккадди»? Никогда не слышала. Где это?
Коста водил ее по лучшим ресторанам Нью-Йорка, и это доставляло ей огромное удовольствие.
— «Риккадди» — чудесный итальянский ресторан. Он существует больше двадцати лет.
— Правда? — Лаки посмотрела в окно. — Ну и где же он? В Нью-Джерси?
Коста добродушно захохотал.
— Потерпи, мы почти приехали.
— Не могу я терпеть!
В этот вечер Коста был как-то особенно возбужден. Ни за что не хотел говорить, куда они направляются. И Лаки поняла: «Риккадди» — это не просто очередной итальянский ресторанчик, а нечто большее.
В самом деле, не успели они войти в маленькое уютное здание в центре довольно-таки захудалого района, как на них посыпались королевские почести. Какая-то пожилая женщина тотчас заключила Косту в объятия.
— Коста! Почему ты так долго не был?
— Ну, Барбара! Ты все такая же красавица!
— Что ты. Постарела, поседела, притомилась, — она отступила назад и ласково посмотрела на девушку. — А это, значит, Лаки? Я бы узнала ее, даже если бы ты не сказал. Как две капли воды!
— Лаки, — обратился к ней Коста. — Это знаменитая Барбара Динунцио, лучшая повариха Нью-Йорка.
Лаки улыбнулась и вежливо протянула руку. Однако Барбара и не подумала пожать ее.
— От дочери Джино мне полагается самое меньшее поцелуй. Я не видела тебя с тех пор, как тебе было пять лет, но навсегда запомнила. Идем, — обняв Лаки за плечи, она повела ее к угловому столику, где сидели двое мужчин. Один был тучен, ему стоило большого труда подняться на ноги. — Это дядя Альдо, — представила Барбара. — Когда ты была еще совсем крошкой, он менял тебе пеленки, а потом разучивал с тобой стишки. Помнишь?
Лаки беспомощно оглянулась в поисках Косты. Куда он ее привез? Почему не предупредил заранее?
— Н-нет, — пробормотала она, чувствуя себя не в своей тарелке с этими незнакомцами, которые так тепло на нее смотрели.
— Ничего удивительного. Дитя, которому пришлось пережить… Бедная твоя мама!
— Вы ее знали? — встрепенулась Лаки.
— Да, и мы все ее любили, — Барбара ласково потрепала девушку по щеке. — А теперь садись. Будем пить и разговаривать о чем-нибудь более приятном.
Второй сидевший за столом мужчина сказал:
— Ты, значит, и есть малышка Лаки? Знаешь, кто я?
Она
— Энцо Боннатти, твой крестный отец. Пока Джино в отъезде, я готов позаботиться о тебе. Понадобится помощь или совет — милости просим.
Лаки вытаращила глаза. Так этот старик с обвисшими щеками, глубоко посаженными глазами и покровительственной улыбкой — знаменитый Энцо Боннатти, ее настоящий крестный?
Рядом вновь очутился Коста.
— Лаки, эти люди — старые, испытанные друзья Джино. Люби их, потому что они желают тебе добра.
Тогда до нее не очень-то дошло, что он имел в виду. Однако с течением времени Лаки начала понимать. Коста научил ее многому, но далеко не всему, что нужно. Иметь крестным отцом Энцо Боннатти было поистине бесценным подарком судьбы. Лаки приняла приглашение провести уик-энд в его роскошном особняке на Лонг-Айленде.
В доме было полным-полно всяких родственников. Сыновья Энцо, Карло и Сантино, наезжали по очереди — через выходной. Они не ладили друг с другом; это печалило Энцо и выводило из себя.
— Пара шутов гороховых! — ворчал он. — Как будто в мире и без того мало врагов! Семья — кровные узы; к ней нужно относиться с должным уважением.
Он сильно привязался к Лаки. Мало того, что она — дочь Джино, но еще и умна, как мужик. Он восхищался ее деловитостью.
Скоро Лаки начала делить свое время между двумя стариками — Костой и Энцо. Когда-то столь много для нее значивший секс отошел на второй план. Гораздо важнее оказалось впитывать в себя все, что могли ей дать эти двое.
В один пышущий зноем день ей — по ее просьбе — была предоставлена возможность забраться в пыльные дебри старых газет. Она сидела в библиотеке и рылась в солидной куче газетных вырезок, касавшихся жизни ее отца, Джино-Тарана Сантанджело. «Гнусный убийца» — так его величали газетчики.
Она просмотрела аршинные заголовки, относившиеся к суду над Джино по обвинению в убийстве собственного отца. А потом обнаружила всего один абзац на третьей странице по случаю его освобождения. Полная реабилитация!
Смерть его первой жены… Интересно… Неужели он действительно был таким, как о нем писали? «Бесчестный бутлегер», «отъявленный преступник», «глава рэкетиров», «знаменитый гангстер»… Если верить газетам, он был другом и сообщником Счастливчика Лючано, Багси Сиге-ля и прочих авторитетов уголовного мира.
Добравшись до пятидесятых, Лаки обнаружила собственную фотографию — фотографию маленькой испуганной девочки, которую вместе с поджавшей губы няней запихнули в автомобиль. «Дочь Сантанджело находит труп своей несчастной матери — жертвы сведения счетов между мафиозными кланами».