Бестия

Ренделл Рут

Первым, кого он узнал, оказался человек, которого он видел на официальном завтраке в издательстве, Уэксфорда пригласил туда Эмиас Айленд. Книга, по случаю которой устраивался прием, была, кажется, чем-то вроде семейной саги, с полицейским в каждом поколении, начиная еще с викторианских времен. Редактор книги сидел впереди в трех рядах от Уэксфорда. Все остальные, сидевшие в ряду, тоже показались ему издателями, хотя он не мог объяснить, почему именно. Затем он узнал литературного агента Дэвины Флори, полную женщину с волосами цвета соломы и в огромной черной шляпе.

Большое

количество пожилых женщин, многие выглядели как научные работники, подсказало ему, что они старые приятельницы Дэвины, возможно, еще с университетских времен. Он также узнал известную романистку лет семидесяти, ее фотографии когда-то встречались ему в газетах. Тот, что сидит в соседнем от нее ряду, кажется, министр искусств? Уэксфорд никак не мог вспомнить его имя, но это был именно он. А вот лицо того, с красной розой в петлице — уместно ли? — как-то мелькнуло по телевидению на скамьях парламентской оппозиции. Старый приятель Харви Копленда? Джойс Вирсон заняла место совсем близко от первого ряда. Ее сына он пока не видел. Дэйзи тоже.

Одно место рядом с Уэксфордом пустовало, и через минуту он заметил торопливо идущего по проходу Джейсона Сибрайта.

— Собрался весь свет, — радостно, едва сдерживая довольную улыбку, произнес корреспондент, усаживаясь рядом. Он явно наслаждался происходящим. — Моя заметка будет называться «Друзья великой женщины». Даже если девять из десяти откажутся говорить со мной, то уж по крайней мере четыре эксклюзивных интервью мне обеспечено.

— Хорошо, что я полицейский, а не репортер, — заметил Уэксфорд.

— Я перенял этот метод у американского телевидения. Я наполовину американец, проводил в Штатах каникулы, навещая маму. — Он произнес это с акцентом жителей Среднего Запада, что прозвучало как скверная пародия. — Англичанам еще предстоит многому научиться. В «Курьере» они до смерти всего боятся, как бы кого не обидеть, да чтобы к каждому особый подход, а по мне…

— Тссс! Начинается служба.

Музыка прекратилась, и наступила тишина. Смолк даже шепот, казалось, собравшиеся затаили дыхание. Сибрайт пожал плечами и приложил палец к губам. Такая тишина бывает только в церкви: гнетущая и холодная, но для некоторых в ней заключается что-то необыкновенное. В эти несколько мгновений полного безмолвия каждого охватывает напряженное ожидание, постепенно переходящее в благоговейный трепет.

Первые звуки органа разорвали тишину и обрушились на собравшихся тяжелой и оглушающей лавиной аккордов. Невероятно, подумал Уэксфорд. Неужели «Шествие мертвых»? Теперь на похоронах больше не играли «Шествие мертвых», но это было именно «Шествие мертвых». Бум-бум-бу-бум, бум-бу-бум-бу-бум-бум-бум, повторял про себя Уэксфорд. По длинному проходу несли три гроба, невыразимо медленно продвигались они к алтарю под эту прекрасную и леденящую кровь музыку. Мужчины, несущие на плечах гробы, ступали, словно в старинном танце. Подобное могло быть задумано лишь человеком с обостренным чувством драматизма, человеком молодым, впечатлительным, всей душой переживающим эту жуткую трагедию.

Дэйзи.

Она замыкала процессию. Одна. Уэксфорд подумал, что рядом больше никого

нет, пока не увидел позади нее Николаса Вирсона, который, вероятно, привез ее и сейчас шел, чуть отставая, выискивая глазами свободное место. Дэйзи была во всем черном, возможно, это была обычная одежда, которая заполняет гардероб любой девушки ее возраста: похоронного вида вещи обычно надевают на дискотеки и в гости. На Дэйзи было узкое черное платье до щиколоток и высокие черные ботинки на шнуровке, поверх всего нечто, обернутое вокруг плеч и напоминающее свободной формы пальто. На белом как бумага лице ярким пятном выделялись губы, накрашенные малинового цвета помадой. Глядя вперед неподвижными глазами, она медленно шла к пустующему переднему ряду.

«Я воскрес из мертвых и несу жизнь, говорит Господь…»

Молитвенник 1662 года в ее руках свидетельствовал о том, что она ощущает драматичность момента и всего, что ему сопутствует. Кто знает? Не слишком ли много он приписывает ей, а может, это старания миссис Вирсон или просто хороший вкус священника? Да, она удивительная девушка. Уэксфорд вдруг ощутил в себе какое-то чувство настороженности, тревоги, но откуда оно взялось, понять не мог.

«Дай знать мне, Господи, конец мой и сколько дней мне отпущено, дабы знал я, сколько мне еще жить…»

В городе ветра не ощущалось. Возможно, он поднялся всего полчаса назад. Уэксфорд вспомнил, что накануне в сводках говорили что-то о шквальном ветре. Его резкие порывы обжигали лицо, со свистом проносясь по кладбищу. Еще несколько лет назад здесь, на склоне холма, была лужайка.

Почему похороны, а не кремация? Наверное, так захотела Дэйзи, а может быть, так говорилось в завещании. Поверенный сообщил ему, что после похорон не будет официального чтения завещания, никакого мероприятия с шерри и пирожными. «При данных обстоятельствах, — сказал он, — это было бы совершенно неуместно».

Никаких цветов. Как выяснилось, вместо этого Дэйзи попросила сделать пожертвования, и, похоже, ни одна из их целей не вызвала сочувствия у этого множества людей, пришедших на похороны: пожертвования для Бангладеш, в фонд голодающих Эфиопии, для лейбористской партии и Лиги защиты кошек.

Для супругов была вырыта одна могила, рядом — могила для Наоми Джонс. Их обложили полосками искусственной травы настолько хилой и жидкой, что она не походила на настоящую. Затем по одному опустили гробы и кто-то из пожилых, помнящих традиции, шагнув вперед, бросил горсть земли на то, чем была когда-то Дэвина Флори.

«Придите, благословенные дети Отца нашего, и войдите в царствие, ожидающее вас…»

Все было кончено, трагедия стала прошлым. Теперь всех больше всего беспокоил ветер. Люди подняли воротники, дрожа и кутаясь в легкие пальто. Не обращая ни на что внимания, Джейсон Сибрайт переходил от одного к другому, смело задавая вопросы. Вместо блокнота, как раньше, в руках он держал микрофон, магнитофон висел на ремешке. И Уэксфорда почти не удивило, как столько людей соглашались беседовать с ним, причем весьма охотно. Многие, видимо, думали, что ведется прямая трансляция по радио.