Бестужев-Рюмин. Великий канцлер России
Шрифт:
Дуглас появился в русской столице в октябре 1755 года, имея рекомендательное письмо к шведскому посланнику графу Поссе. Но Поссе не имел никаких инструкций в отношении этого французского «туриста» и запросил Стокгольм. Маркиз д'Авренкур, французский посланник в Швеции, естественно, не проинформированный Конти о цели приезда Дугласа в Россию, ответил Поссе, что Дуглас — скорее всего авантюрист (что, впрочем, соответствовало действительности), подосланный внушать русским зловредную мысль о том, что Людовик XV ведёт переговоры с Россией за спиной Швеции.
Английский посланник Уильяме в депеше от 7 октября 1755 года писал в Лондон: «Когда
Результаты первой поездки Дугласа оказались многообещающими — его при посредничестве И. Мишеля де Руана, русского купца с французскими корнями, принял вице-канцлер Воронцов. Правда, поскольку никаких «верительных грамот» Дуглас при себе не имел, а только одни устные заверения в том, что он являлся эмиссаром принца Конти, то Воронцов его отпустил с миром, но дал понять о заинтересованности Петербурга в восстановлении с Версалем отношений. Так что в апреле 1756 года Дугласа послали в Россию во второй раз — теперь уже, по всей видимости, для того, чтобы воспользоваться «благодеяниями» сырой петербургской весны.
Когда Дуглас в апреле появился в столице Российской империи, второй французский кавалер, М. де Валькруассан, в это время уже два месяца сидел в Шлиссельбургской крепости. В феврале 1756 года он по подозрению в шпионаже был арестован в Риге, имея при себе письмо государственного секретаря Рулье к фавориту Елизаветы графу И.И. Шувалову. Арестованного доставили в Петербург и представили братьям Петру и Ивану Шуваловым на допрос. Арестованный сообщил братьям Шуваловым примерно то же самое, что и Дуглас Воронцову, но после консультации братьев с Воронцовым всё равно был посажен в тюрьму. Им показалось, что кавалер слишком много врал. Письмо Рулье фаворит Елизаветы Петровны на всякий случай сжёг. В конце года кавалера, правда, с Богом отпустили домой. Кто стоял за Рулье — король со своим «секретным кабинетом» или фрондирующий с ним принц Конти, — до сих пор неясно.
10 апреля 1756 года в девятом часу вечера Михаил Илларионович получил от Дугласа извещение о том, что находится в Петербурге и желает немедленно увидеться с ним. Вице-канцлер встретил шотландца благосклонно, поскольку тот на сей раз предъявил письмо от госсекретаря Рулье. В письме Дуглас был назван «библиотекарем», установление отношений с Россией — «образцами бургундского вина», так что Воронцову все эти меры конспирации сначала не понравились (но как бы они порадовали Алексея Петровича Бестужева-Рюмина!), и он снова заподозрил неладное. Вице-канцлеру явно чудились повсюду «злокозненные происки» Бестужева! Но у Дугласа была для Воронцова вторая записка, в которой он утверждал, что послан в Россию самим королём для установления дипломатических отношений с Елизаветой Петровной. Тогда Воронцов обещал доложить обо всём императрице, и дело завертелось.
10 июля Дуглас предъявил Воронцову верительные грамоты поверенного в делах Франции в России. В этот же день Елизавета повелела Воронцову «сообщить господину канцлеру о всём, что с приезда Дугласа происходило». В письме к графу И.И. Шувалову Михаил Илларионович писал: «Вследствие оного повеления сего утра (13
В этой ситуации Бестужев, конечно же, уже не мог ни возражать, ни препятствовать восстановлению дипломатических отношений с Францией. Он восстановил бы против себя уже заангажированный Версалем венский двор, не говоря о Елизавете, Шуваловых и Воронцове. Единственное, что он хотел спасти — это отношения с Англией, упрямо настаивая на своём теперь уж и вправду «слабейшем мнении» о необходимости подписания с ней субсидного договора. Но всё было напрасно. Вероятно, именно в этот «подлый» период, как писал австрийский посол барон И.Ф. фон Претлак, он стал побаиваться Елизаветы и теряться перед ней.
Первый после длительного перерыва в отношениях между Парижем и Петербургом дипломатический агент Елизаветы Петровны Фёдор Дмитриевич Бехтеев, в ответ на присылку в Петербург Дугласа, был тоже назначен в Париж помимо Бестужева. В конце 1756 года Бехтеева, по выражению Соловьёва, «домашнего человека Воронцова», из ранга дипломатического агента перевели в ранг полномочного министра. Но Бехтеев, как и Дуглас, был лицом малозначительным, хотя и долго жил за границей и считался человеком рассудительным и осторожным. Инструктировал его перед отъездом Воронцов. Бехтеев для проформы посылал Алексею Петровичу из Парижа пустые отчёты, но самое главное докладывал вице-канцлеру.
Переговоры с Францией продвинулись настолько, что Россия 31 декабря 1756 года присоединилась к Версальскому договору и образовала вместе с Австрией и Францией антипрусскую наступательную коалицию. Версаль пытался было исключить из договора с Россией обязательства по Турции, но Бестужев, в данном случае поддержанный Воронцовым и Шуваловыми, настоял на этом условии, заявив, что без casus foederis для Турции договор для России будет иметь значение «листа чистой бумаги». Русские на сей раз выступили единым фронтом, и Дуглас подписал договор в том виде, как его предложил Бестужев.
Но в Париже были возмущены самовольными действиями своего эмиссара, и Людовик XV лично обратился к Елизавете с предложением отказаться от конвенции в том виде, как она была подписана Дугласом. Польщённая этим призывом Елизавета сдалась, и Бестужев и Воронцов были вынуждены в присутствии Дугласа разорвать документ, вызвавший бурю возмущения в Версале и столько препирательств между обеими сторонами. Всё это канцлеру вряд ли нравилось, но что он мог сделать?
Справедливости ради следует, однако, признать, что новая антипрусская коалиция в целом соответствовала духу антипрусской внешней политики России, проводимой на протяжении последних лет Бестужевым. Восстановление отношений, а теперь и союза с Францией привело Россию снова лицом к лицу с сильной военной державой Фридриха II. Так что ничего принципиально нового Шуваловы и Воронцов не изобрели, они просто исключили из процесса формирования внешней политики ненавистного им Бестужева-Рюмина.