Бесы Черного Городища
Шрифт:
— Что ты брешешь, сучий сын? — Иван встряхнул Фимку за шиворот. — Как ты мог незаметно пробраться к окну, коли во дворе собака?
— Так я с другой стороны подошел, она даже не гавкнула. — Фимка шмыгнул и провел под носом рукавом шинели. — Там калитка в кустах. Я ее днем приметил, когда вокруг дома шастал. — Он кивнул в сторону будущего здания Купеческого собрания. — Думал, чем бы со стройки поживиться. Только десятник меня заприметил и чуть по шее не накостылял.
— Так ты давно замыслил в дом забраться? — Иван отвесил
— Не врал я, не врал, — захныкал Фимка. — Я ночью хотел снова на стройку пробраться, а там сторож с ружьем.
Если бы не та калитка, схватил бы, сука, как пить дать, схватил бы. Я еле ноги унес. А когда во дворе оказался, то форточку и узрел…
— Ладно, умолкни! — прикрикнул на него Иван. — Сейчас проверим, и если опять соврал…
Он не договорил. Собака залаяла яростнее. Загремела цепь, а из глубины двора раздался недовольный мужской голос:
— Кого несет?
— Открывай! Полиция! — крикнул Алексей. — Да шевелись живее!
Раздалось сердитое бормотание, опять загремела цепь, и послышались тяжелые шаги. В створке ворот распахнулось окошко, и в нем показалось бородатое лицо со всклокоченной шевелюрой. Мужик с удовольствием зевнул, перекрестил рот и после этого спросил:
— По какому делу?
— По полицейскому, — не слишком вежливо ответил Алексей и сунул ему под нос карточку агента. — Открывай!
Но мужик не спешил и первым делом посмотрел не на карточку, а на Ивана, затем перевел взгляд на Фимку.
— Чего надо? — спросил он недружелюбно. — Этого башибузука я вчера видел, возле соседнего дома крутился.
— Это мы и без тебя знаем, Ермилов, — рассердился Иван и выступил из тени. — Скажешь, не узнал!
— О господи! — Лицо мужика мгновенно исчезло из окошка, тотчас заскрипел засов, и одна из створок ворот распахнулась. В ее проеме выросла крепкая фигура в длинной ситцевой рубахе, широких, заправленных в сапоги шароварах и в надетом поверх всего холщовом дворницком фартуке.
В руках мужик держал керосиновый фонарь, который поднял до уровня лица, стараясь разглядеть прибывших. Наконец и впрямь узнал и, шагнув навстречу Вавилову, радостно вскричал:
— Иван Лександрыч! Какими судьбами?
— А ты, смотрю, неплохо устроился? — Иван подтолкнул вперед себя Фимку и прошел мимо дворника в ворота.
Алексей двинулся следом и, перешагнув через загораживающую подворотню доску, огляделся по сторонам. К дому вела кирпичная дорожка, по обеим сторонам которой виднелись цветники, обложенные все тем же кирпичом. Вдоль забора угадывались деревья и рос густой кустарник, похоже, ягодный. Чувствовалось, что хозяин — человек состоятельный, об этом говорил и ухоженный двор, и добротные хозяйственные постройки, отгороженные от особняка невысоким частоколом.
Дворник семенил рядом с Иваном, задирая кверху фонарь.
— Проходите, проходите, господа начальники!
Сквозь оживление и радость в его голосе слишком явно сквозило опасение, на что Иван не преминул заметить:
— Рано радуешься, Тимоха! Сам знаешь, полиция просто так в гости не ходит!
— Сюда, сюда, господа начальники, пожалуйте в дворницкую, — еще сильнее засуетился мужик, словно не заметив издевательских ноток в голосе Вавилова, и распахнул дверь в бревенчатую сторожку.
— Погоди, — остановил его Иван, — скажи, кто в доме проживает?
— Мадам Клементина, — с готовностью ответил тот. — Известная в городе гадалка. Судьбу предсказывает на стеклянном шаре, по рукам и по звездам.
— Ах вот оно что? — сыщики многозначительно переглянулись.
Мадам Клементина и впрямь была знаменитой среди горожан предсказательницей. В ее приятельницах и клиентках числилась сама губернаторша, но хаживали к ней и другие дамы — дочери и супруги влиятельных чиновников и богатеев Североеланска. Поговаривали, что в свое время она была любовницей вице-губернатора Хворостьянова и некоторое время благоволила к шефу местных жандармов Лямпе. Это позволяло полицейским считать гадалку очень полезным для Александра Георгиевича человеком, ведь она была в курсе всех амурных, финансовых и прочих тайн местного бомонда.
Дамой она была неболтливой, и хотя частенько оказывалась в центре местных интриг и скандалов, по обыкновению самыми поразительными способами выходила сухой из воды и не давала сыщикам повода познакомиться с ней накоротке.
Теперь этот случай представился. Не слишком приятный случай. У сыщиков были все основания подозревать, что именно мадам Клементину обнаружил Фимка, когда так неосмотрительно полез в открытую форточку…
Но прежде чем пройти в дом, сыщики решили прояснить обстановку.
Иван вошел в сторожку и по-хозяйски расположился на одной из лавок. Дворник вывернул почти до отказа фитиль у керосинового фонаря, и комната осветилась неярким и зыбким светом. Фимка присел на корточках возле двери, а Алексей остался стоять рядом.
Дворницкая состояла из одной комнаты, разделенной пополам огромной русской печью. Вторая ее часть была отделена от первой выцветшей ситцевой занавеской. В какой-то момент из-за нее выглянула простоволосая тучная баба и, испуганно ойкнув, снова скрылась.
Алексей подошел и отдернул занавеску. Баба сидела на разобранной кровати в одной рубахе и качала зыбку с грудным ребенком. Увидев Алексея, она открыла рот и с ужасом уставилась на него.
— Неужто подженился, Тимоха? — с веселым удивлением в голосе поинтересовался Иван.
Дворник удрученно крякнул и посмотрел на Вавилова.
— У меня все чисто, сами знаете, господин начальник!
Лет уже пять, как завязал!
— Ну-ну, — неопределенно пробормотал Иван и пояснил Алексею: