Бесы пустыни
Шрифт:
— Больно храбрым стал на чужой земле! Скачки праздничные поганишь — на чесоточной верблюдице в обетованное полез!
— Худая верблюдица — худая!
— Да к ней любые приметы справедливы, когда хозяин ее — предсказатель.
— Ну, что же. Все ведь добром кончилось, так? Вот и ты без дела слоняешься, наслаждаешься праздником своим заветным. Хе-хе-хе!
— Ты самых благородных людей сбил, еще немного — все ребра бы празднику поломал!
— Хе-хе-хе! Ну уж, ребра-то его целы остались, не треснули, с божьей помощью!
Анай, взбешенный, горячо задышал, а пришлый собеседник его приглушил свой мерзкий смех. Анай схватил предсказателя за руку и отвел
— Давай сейчас же прочь убирайся!
Рябой предсказатель лишь засмеялся в ответ, а султан-мухаджир продолжал:
— Ко всем чертям! Куда хочешь, иди. Сахара — большая.
— Я боюсь, не сумею, — заявил предсказатель холодно.
— Сумеешь! На равнине нам с тобой не ужиться — не вынесет!
Предсказатель высвободил руку из пальцев сжимавшего ее Аная и произнес, как ни в чем не бывало:
— Боюсь я, что ты сам к чертям прежде меня отправишься. Хе-хе-хе! Не считай мои слова себе предсказанием.
— Я людям о тебе всю правду открою, — продолжал Анай угрожающе. — Я вождю расскажу всю правду о тебе.
— А твоя-то правда?
— Я ему скажу, что ты прорицатель из страны магов.
— А я о тебе правду расскажу. Думаю я, что ветер им всем надоел, а гиблый-то в этом году, против обычая, надолго затянул свою песню, и никто из них не знает тому причины.
— Ты не знаешь, как они магов ненавидят и предсказателей из Кано.
— Я знаю, как они гиблый ветер ненавидят и песчаные бури. Ох, если б знали они только, что ты тому виновник!..
Анай задохнулся, потерял рассудок:
— Заткнись, враг божий!
— Ха-ха-ха! — раздалось в ответ. — Уж боги-то лучше знают, кто из нас им истинный враг, так что не хули понапрасну, не богохульствуй!
Анай замолчал. Его собрат пригласил жестом присесть на просторе. Полная луна пустилась в свое странствие к закату. Мужчины собирались группами, куда-то направляясь, площадь постепенно пустела от женщин. На востоке несколько девиц стучали в такт на барабанах, пытаясь привлечь соучастников.
— Чего ты хочешь? — пошел Анай на мировую. — Что тебе надо, чтоб ты оставил меня в покое?
Предсказатель, прежде чем отвечать, натянул литам[129] повыше, нарочито спрятав за ними свой нос:
— Ты прекрасно знаешь, чего я хочу, Великий Аманай — вот кто хочет, а не я, мое дело — истребовать его волю.
— Хватит об Аманае.
— Я сам ничего не хочу. Ты же признался только что: предсказатель сокровищ не ищет. Мне чужого не надо.
— Не вставай между мной и Аманаем. Я тебе никаких представлений за спиной не делал.
— А я не вставал. Все дело в том, что я пытаюсь остановить гиблый. Я хочу всего лишь землю свою спасти, от гибели отвратить. В старину, когда такие вот, вроде тебя, нарушили клятву и не исполнили обеты, он обрушился на долину Нила и устроил великое море песков на востоке и на западе, насыпал великое море песка, а сегодня он хочет Сахару всю пополам разделить и провести огромное море песчаное посередине — все из-за тебя!
— Не хочешь ты мириться. Я тебя выдам!
— Не сделаешь ты этого. Я им твой секрет передам!
Музыкальный ритм достиг своего накала — грудь каждого истового слушателя сдавило тоской. Певицы своими напряженными трелями пытались утолить эту боль…
— Ничего ты не сделаешь, — повторил предсказатель свое предупреждение. — Я им твой секрет передам!
Глава 10. Видение
«Соседи насамонов [130] —
Геродот, «История» IV — 173.
1
Аманай — бог гиблого ветра. Истоки его — во рву высокого ущелья между двух гор к северу от Томбукту. Голова его одета в каменную маску, усыпанную слоем голышей, она закрывает глаза и спускается на нос — большой и вздернутый вверх, к небесам. И хотя глаза его закрыты таким покрывалом, весь вид его тем не менее выражает решимость и гордость. Он сидит на движущемся постаменте из целой скалы, смотрит себе в спокойном состоянии в южную сторону, к городу. А когда проголодается и возжаждет жертв, вызывает бурю, поворачивается верхней частью своего туловища назад, обращается к северу, и тогда в ущелье, у самого основания его, разверзается пропасть, да которой никто на свете не видел. И ветер гиблый ни за что не остановится, а бог его не придет в свое естественное положение, пока народ Сахары не соберется вместе и не бросит ему туда, в пропасть, самую красивую невинную девушку.
Так совершается поколение за поколением, и никто не знает, когда именно все началось.
2
Вождь не ограничился тем, что вступил в связь с первой невинницей в Томбукту, но также выбрал одну девушку для принесения ее в жертву богу. И никакие увещевания и мольбы людей разумных, никакие ходатайства шейхов не смогли заставить его пойти на уступки — не ранить чувства правоверных мусульман этими колдовскими языческими обрядами. Он продолжал вызывать из небытия верования, действенность которых объяснял древними символами и которые почерпнул из колдовского языка: на нем были начертаны сообщения о приходе дня страшного суда и о вероломстве времени. К заклинаниям он добавил еще одну, новую строку, которая не удивила знатоков бесовского завета: «Кто возжелал владеть золотом, отступится ото всего. Это — первое из условий».
Несчастные люди разошлись по домам и вновь вернули к жизни учения мудрого завета, утраченного закона Анги, первоначальной древней книги туарегов, передававшейся поколениями из уст в уста, — о том, что золото, едва блеснет в земле, ослепит своими чарами души владельцев, и утратят они праведный путь и здравомыслия лишатся. Люди забудут святые запреты, польется рекою кровь, и никто не остановит грешную душу. Вождь снял осаду с идола Аманая и возродил к жизни древний обряд, который справляли негры, жители джунглей, в незапамятные времена, еще до завоеваний: дикие пляски чернокожих у его подножия. Пошла пыль столбом, и самых красивых девушек Томбукту бросили в пропасть. И пришли правоверные по своим углам в великую скорбь по эпохе Хаммы, все воочию увидели, как тает на глазах влияние его племянника. Ни для кого не было уже секретом, что вождь племени бамбара — вот кто теперь истинный султан.