Бесы в Париже
Шрифт:
— Подобный прилив энергии, — ядовито заметил президент, — был бы весьма кстати месяца три назад, а теперь он только лишний раз доказывает, что префектура действует вяло и нерешительно.
Снова это было не совсем справедливо, но и тут префект не стал возражать.
План префекта одобрили, обсудили, какими мерами можно успокоить население. Это было остро необходимо: пресса безумствовала, ее подстрекали крайние правые, которые использовали взрывы как дубинку против левых и центра. Шумели заодно и коммунисты, стремясь отмежеваться в общественном сознании от собственных, причинявших много хлопот левых,
В то же утро состоялось заседание политбюро компартии и был утвержден текст прощального слова над гробом павшего товарища, немедленно переданный в газеты. В надгробной речи была дана политическая оценка этого убийства: провокация реакционных сил, которые стремятся расколоть парламентское большинство и ослабить партию трудящихся. Но ни намека, о ком, собственно, идет речь — о крайних правых или крайних левых, поскольку составители текста понятия не имели, на каком конце политического спектра прозвучала автоматная очередь. «Объективно, — сказал по этому поводу один из членов политбюро, — это не имеет значения, поскольку и те, и другие льют воду на мельницу империалистов».
На заседании было решено через неделю созвать центральный комитет партии и выбрать нового генерального секретаря.
К обеду собравшиеся уже пришли к согласию по поводу избранника.
За последние двадцать четыре часа Альфред Баум проявил чудеса ловкости, чтобы сколотить солидную команду, состоящую из сорока пяти мужчин и женщин — сотрудников контрразведки и полиции, да еще полудюжины машин в придачу. Операцию развертывали с такой тщательностью и с таким дотошным вниманием к деталям, что Леон сказал со смехом среди своих: надо бы еще боевой вертолет включить, шефу подсказать, что ли…
Командный пост поместился в фургоне почтово-телеграфного ведомства, припаркованном возле больницы и оборудованном радиосвязью со всеми участниками слежки. Двое в этой машине должны были прослушивать все донесения, один из них — сам Баум. Если девица снова сядет на обратном пути в автобус, то важно, чтобы кто-то из преследователей оказался там заранее. Конечно, она может уехать и 73-м, и 192-м, причем в любом направлении. Значит, на предыдущих остановках должны дежурить полицейские и с той минуты, как она выйдет из клиники, ждать распоряжений по радио, будучи готовыми сесть в автобус.
На сей раз, впрочем, она может приехать и на машине, и, хотя преследовать ее на улицах будет чрезвычайно трудно, Баум был уверен, что его люди с этим справятся. У них достаточно машин, чтобы правильно расставить их поблизости от больницы. Всем участникам операции были розданы фотографии, сделанные накануне. В середине дня Баум еще раз кратко проинструктировал их и убедился, что все готово.
— Не допустите же вы, ребята, чтобы одна девчонка провела сорок пять оперативников из спецслужб, у которых есть самая современная радиоаппаратура и столько машин, — заключил он свой инструктаж. Баум и сам в это верил.
В половине второго он подъехал к клинике на служебном автомобиле и пересел в почтовый фургончик, который стоял там с самого
— Все в порядке? — спросил он у тех, что дежурили в фургоне.
— Да, шеф!
Они проверяли связь с другими машинами, две из которых расположились возле автобусных остановок и могли бы известить агентов, стоящих на этих остановках, что им надлежит сесть в автобус. Фургон поменьше занял позицию у входа в клинику, чтобы сделать еще снимки. Леон снова облачился в серый форменный халат и занял свое место в качестве временного сотрудника стола справок. Баум через больничного администратора передал все необходимые распоряжения персоналу. Пациент так и не пришел в себя. Он пребывал в отдельной палате и был подключен к системе жизнеобеспечения. Его вещи находились в тумбочке рядом с кроватью, в кожаном ранце благополучно лежал конверт.
В двадцать минут третьего ко входу подкатил красный «рено» пятой модели, за рулем сидел молодой человек в темных очках. Из машины вышла блондинка, одетая точно так же, как накануне. «Рено» проехал еще несколько метров, туда, где полицейские именно на этот случай оставили место для стоянки. Номер его был записан.
Блондинка взбежала по ступенькам и толкнула дверь. В справочном окне она осведомилась о Гвидо Ферри.
— Мне велели прийти сегодня, — напомнила она молодому человеку — тому самому, который был очарован ею накануне. — Я его сестра.
— Все в порядке, мадемуазель, поднимитесь на четвертый этаж, в реанимационное отделение. — Он улыбнулся ей, но она не ответила на улыбку. «Красотка, но злючка», — решил он про себя.
На четвертом этаже она отыскала нужную палату.
— Я сестра Гвидо Ферри, могу я его повидать?
— Добрый день, мадемуазель Ферри, — приветствовала ее дежурная медсестра. — К сожалению, вчера мы не могли вас пропустить. И сегодня ваш брат без сознания. Тяжелая черепная травма. Он вас наверняка не узнает.
— Понимаю, — отозвалась посетительница. — Я ненадолго. Где он?
Медсестре показалось, что она вовсе не выгладит обеспокоенной. Правда, некоторые умеют скрывать свои чувства… Пока они шли по коридору, она сказала:
— Доктор знает, что вы пришли. Он зайдет, чтобы поговорить с вами.
— Хорошо.
Сестра пропустила девушку в палату и заботливо прикрыла дверь. Пациент лежал на спине, весь опутанный трубками, подключенными к приборам. По экрану дисплея бежали ритмичные волны — удары сердца. Посетительница посмотрела на его лицо и перевела взгляд на сложную аппаратуру. Подошла к тумбочке — это была единственная мебель в комнате, помимо кровати и стула. Перетряхнув пожитки парня, она без труда нашла то, что искала, и быстро переложила конверт к себе в сумку. Тут отворилась дверь и вошел доктор.
— Я проверяю вещи. — Она нисколько не смутилась.
— Травма чрезвычайно серьезна, сердце может отказать в любую минуту. — В голосе врача слышалось сочувствие. Она может справляться о здоровье брата по телефону — пусть звонит когда угодно. Пока нельзя обещать, что он вообще придет в сознание, а если выживет, то неизвестно, вернется ли к нему разум. Доктор ожидал взрыва отчаяния, слез, — каменное спокойствие посетительницы поразило его. Впрочем, может быть, она потрясена горем, в шоке…