Бэтман Аполло
Шрифт:
— А ты можешь проявить величие духа?
— Это как? — с интересом спросила она.
— Можешь на время про все забыть?
Она задумалась.
— Ну, я, может, и могу… Но ты сам — разве сможешь?
— Я?
— Ты что, предашь свою Великую Мышь? Ради американской девчонки?
— Да с удовольствием…
Мне стало не по себе от этих слов. Но я тем не менее повторил:
— Легко…
Она поглядела на меня со странным чувством.
— Великая Мышь — ладно, — сказала она. — Но разве ты сможешь
Я почувствовал раздражение.
— Мне ее для этого не надо предавать. Это она сама меня предала. Во всяком случае, в физическом смысле. Знаешь, как я устал от…
У меня не хватило духу продолжить и вместо этого я провел пальцем по ее губам. Она не сопротивлялась.
— Но бедняжке было бы больно, — сказала она, — если бы она узнала. Очень больно.
— Ничего, — ответил я. — Мне тоже бывает больно.
— Тогда скажи вслух — «я отрекаюсь от Геры. Отрекаюсь ради тебя».
— Отрекаюсь, — сказал я. — С большим удовольствием.
— Смотри, — кротко и печально откликнулась Софи. — Это был твой свободный выбор.
Я понял, что мне удалось подобрать нужный шифр к замку — и теперь она больше не будет сопротивляться.
Как все-таки много на женщинах всяких крючков и застежек — даже на совершенно голых женщинах… И каждую нужно расстегнуть с заботой и вниманием, иначе ничего не выйдет…
Но это тоже биология, думал я, пока мои руки скользили по ее телу, ведь женщина должна быть уверена, что самец готов ради нее переносить невзгоды. Все намертво отлито в граните, который был когда-то жидкой магмой — этим схемам больше лет, чем континентам. Как наивен человек, полагающий, что может обмануть природу…
Гроб, хоть и двухместный, превращал знакомые операции с чужим телом в нетривиальную инженерную задачу — и оттого переживались они особенно остро. Никогда, никогда прежде я не получал от акта любви такого наслаждения. Меня самого напугал стон, который я издал в самую ответственную минуту. Софи засмеялась.
— Как здорово, — расслабленно прошептал я. — Тебе хорошо?
Софи засмеялась еще громче, и мне почудились в ее смехе холодные тревожные нотки — словно льдинки, хрустящие в бокале с шампанским.
— Ага, — сказала она.
Лучше бы она этого не говорила. Таким тоном.
— Что случилось? — спросил я.
— Как что? Ты меня только что трахнул.
— Зачем ты так…
Она опять засмеялась — уже совсем ледяным и колючим смехом.
— Я ведь знаю, что ты думаешь о женщинах, Рама. Пещера, дубина…
— Кусать без разрешения подло, — сказал я. — Я полагал, тебе со мной просто хорошо…
— Хорошо? Да ты хоть знаешь, что женщина чувствует во время этой процедуры? Каково это?
Я уже не понимал, всерьез она или шутит.
— Почему не знаю, — сказал я. — Я кусал когда-то… Только уже забыл.
Она вдруг сжала мои плечи с невероятной силой.
— А я тебе
Меня охватил страх.
Происходило нечто странное. Какая-то моя часть понимала, что именно — и очень не хотела в этом участвовать. Но понимание было спрятано слишком глубоко. Мой разум не мог до него дотянуться.
Словно борец, победоносно прижимающий соперника к мату, Софи навалилась на меня всем своим весом. Давление было жутким — девушка ее комплекции не могла быть такой тяжелой.
— Вот так, — сказала она. — А потом еще вот так…
Оказавшись сверху, она вытянула руки в стороны и стала бить по краям гроба руками, как птица крыльями.
Ее удары становились все сильнее — как и мой ужас. Творилось что-то невероятное — по физическим законам она должна была разбить себе руки в кровь, но вместо этого затрещали и покосились, а потом и совсем сломались стенки гроба.
А затем мой страх прошел.
Вдруг поменялась перспектива того, что я видел — и даже, кажется, сила тяжести теперь тянула в другую сторону. Софи больше не лежала на мне, а как бы висела напротив, изо всех сил отталкивая меня взмахами рук.
И это, конечно, были уже не руки — а два огромных черных крыла, взмахивающих и опадающих в пустоте.
Меня отбрасывали не их удары, а ветер, который они поднимали. Я знал, что если ветер оторвет меня от Софи (а она к этому времени превратилась во что-то огромное, как бы стену, поросшую черной звериной шерстью, в которую я вцепился), мне конец. Но ее лицо до сих пор было передо мной — и я мог попросить ее не убивать меня.
— Софи! Пожалуйста!
Она мстительно засмеялась. И тогда я понял — или, скорее, вспомнил, — что это не Софи.
Это была Гера.
Мои пальцы разжались, и очередной взмах черных крыльев отбросил меня в пространство. Но теперь я уже не боялся. Я знал, что сейчас произойдет. Ко мне постепенно возвращалась память.
Несколько секунд мне казалось, что я хаотично кувыркаюсь в пустоте. А потом я постепенно начал ощущать свое настоящее тело.
Я висел вниз головой, перекинув ноги через перекладину — как в хамлете. Но это был не хамлет. Это была…
Я окончательно все вспомнил за секунду до того, как открыл глаза. И эту долгую-долгую секунду я набухал невыносимым стыдом, зная, что открыть глаза все-таки придется.
Сейчас была уже не середина нулевых, когда я ездил учиться на ныряльщика. Стояло второе десятилетие двадцать первого века.
Это было мое служебное рандеву с Герой.
Очередное.
Где я опять ей изменил.
Правда, с ней же самой.
Я изменял ей на каждом нашем свидании. Иногда с Софи, которой на самом деле не видел уже несколько лет. Иногда с другими фантомами. Гера умела находить в моей памяти множество разных личин. Но моя встреча с Софи в замке Дракулы была ее любимым аттракционом.