Без цивилизации
Шрифт:
За пылью, которую поднимал мчащийся джип, виднелся микрогрузовик, который решительно пытался нас обогнать. Ехать за ним в пыли нам не хотелось, и поэтому Дима все увеличивал и увеличивал скорость, и вот мы уже неслись по грунтовке больше ста двадцати километров в час, а грузовичок всё не отставал и намерений своих не прекращал.
Еще неизвестно, сколько продолжалась бы эта гонка, как вдруг метрах в двухстах впереди, мы все увидели выскочившего на дорогу белогрудку. Гималайский медведь приподнялся на задних лапах, высматривая то, что неслось на него в облаках пыли. Так он простоял
Дима начал тормозить, давая возможность всем нам поближе рассмотреть медведя, и в этот момент грузовичок радостно обогнал нас, и понесся прямо на косолапого.
– Сеня, медведь, - хором крикнули мы, всем своим пренебрежительным видом показывая, что медведь на российской дороге это такое же обычное явление, как, например, человеческий пешеход в Китае.
Гость из Поднебесной судорожно начал снимать медведя на свой айфон, но микрогрузовик уже заволок его пылью.
– Сбил, не?
– поинтересовался я.
Мы совсем остановились, ожидая, как осядет дорожная пыль.
– Вон он, - Лёха показывал пальцем в придорожные кусты, откуда торчала голова медведя с белым пятном на груди.
– Медведя, медведя, - радовался Сеня, беспрерывно фотографируя.
– Бедняга, еле увернулся от грузовика, - посочувствовал Дима.
– А тот даже не тормозил, - добавил Лёха со злостью.
Несколько секунд медведь смотрел на нас, но потом развернулся, пригнулся, и убежал в чащу.
– Лесная полиция, - Лёха начал объяснять Сене основные задачи обычного российского медведя.
Тот радостно кивал, понимая.
Особенности амгинского шиномонтажа
Перед въездом в Амгу на дороге лежит огромная ель, упавшая с откоса. На грунтовке отчетливо видны хорошо накатанные следы объезда, говорящие о том, что дерево упало давно, но никто не озабочен тем, чтобы убрать его с дороги. Мимо проезжают машины, и даже огромные лесовозы, но места для проезда хватает, и поэтому никому нет дела до этой ёлки. Разве что часть веток отпилена и отброшены в сторону.
И вот мы в Амгу. Это небольшая приморская деревушка, настолько оторванная от цивилизации, что местные люди (а их здесь всего около семисот человек) спокойно игнорируют значительный блок российских законов, которые в местных условиях приобретают явно выраженную абсурдность, противоестественность и абсолютную неисполняемость. Хотя им тут и построили аэропорт ещё в давние времена, и сейчас даже восстановили полёты на новых самолетах, коренным образом это не может изменить сложившегося здесь своеобразного уклада жизни, базирующегося на понимании своей оторванности от всего мира и умении жить вопреки всему.
Здесь, как нигде, имеют значение личные качества человека, его харизма, воля и сила. Сколько я здесь не общался с людьми, даже отрывочно, в несколько секунд, у меня сложилось ощущение, что слабых людей здесь просто нет. Вымерли. Здесь каждый живет с правильным пониманием, что вся жизнь - это борьба. Борьба с природой, с болезнями, с животными, с властью.
В прошлом году часть деревни выгорела подчистую от сильнейшего пожара. В тот день разыгрался сильнейший ветер, и какой-то незначительный
Очевидцы рассказывали, что огонь шёл буквально стеной, и не было от него спасения. Средств пожаротушения в деревне нет, спасали имущество и скот, спасали себя. И сейчас часть деревни зияет огромным пустырём. После того случая по всей деревне стоят специальные столбы с перекладиной (точь-в-точь как небольшие виселицы), на которых висят обрезанные снизу стальные корпуса огнетушителей, окрашенные в ярко-красный цвет. Колокола, да и только. Будто для того, чтобы реквием на них звонить по сгоревшей деревне...
– Местная пожарная сигнализация, - поясняет сидящий в машине специалист.
А ещё Амгу периодически страдает от наводнений, которые приносит посёлку одноименная горная река, способная в период сильных ливней за пару часов превратиться из тихого ручья в ревущий беспощадный поток, сносящий всё на своем пути. Но, такова жизнь, и местные люди на жизнь не жалуются, они привыкли смотреть трудностям в глаза, привыкли эти трудности преодолевать.
– Знаю где, - говорит Дима, и вскоре мы уже уткнулись в забор с размашистой надписью "Шиномонтаж".
Оказалось, здесь не принято монтажнику все время проводить в монтажке. Машин в деревне не так уж и много, монтажек же аж три штуки, и поэтому они все просто занимаются своими делами, но если кому надо - приезжают по звонку. Вызваниваем. Приезжает слегка не трезвый мужичок неопределенного возраста (а суровая деревенская жизнь быстро крадёт возраст из внешнего вида), долго смотрит на колесо, икает и говорит, чтобы мы приехали через полчаса. Мы оставляем ему колесо, и полчаса добросовестно катаемся по деревне, изучая её колорит. Однако, по возвращению слышим лишь невнятные объяснения, что у него нет такой большой латки, а все магазины, торгующие автотоварами, в этот день закрыты. По лицу и поведению ясно - по какой-то причине он просто не хочет латать наше колесо. Ну что же, есть еще две другие монтажки.
Чтобы больше не было недоразумений с отсутствием латок, заезжаем в первый же хозяйственный магазин, в котором, вопреки утверждению монтажника, покупаем необходимые вещи, и везем их к следующему мастеру.
На выезде из деревни находим вторую монтажку, на которой вообще нет никаких обозначений, находим мастера, который в течение получаса быстро и качественно устраняет порез колеса. Все необходимые инструменты у него расположены чуть ли не под открытым небом.
Пока все смотрят на работу мастера, я брожу по окрестностям и нахожу кучу старого, черного от времени, бруса - явно хорошо послужившего в качестве стен какого-то дома. На местах стыков брус проложен паклей, но как только я попытался отщипнуть кусок для более детального рассмотрения, с удивлением вижу, что это вовсе не пакля, а сухой мох. Это открытие заставляет меня вспомнить одну из книг Владимира Клавдиевича Арсеньева, где он описывал материалы, которые шли в этой местности на строительство домов. В том числе он упоминал и специально высушенный мох. Вот он, оказывается, как выглядел в натуральном виде.