Без дна. Том 1
Шрифт:
Да, именно так: все неприятности для Аркадия на этом закончились. Девушка только заступилась за него, убедилась, что от него отстали, и тут же, бросив прощальный взгляд, вернулась к себе, закрыв дверь. Уплыла по своим делам и прислуга. Правда, перед тем как ей уплыть, Аркадий успел навести у неё справки… Нет, не по поводу гувернантки, а где находится то самое вожделенное место, где он сможет умыться. Чувствующий себя немного виноватым охранник его туда проводил. Оказалось, для таких, как они, то есть для челяди, всё это удовольствие теперь на первом этаже, где прежде был гардероб. Под конец с Аркадием, как положено, рассчитались, и он отправился восвояси. Готовиться к встрече Нового года.
Словом, пронесло. А пронесло только благодаря тому, что эта красавица
«У тебя глаза какие-то…» – «Какие?» – «Сумасшедшие. С тобой всё… в порядке?» Это у Вали, Аркадьевой подруги, возникли сомнения на предмет, не сошли ли его глаза с ума. Ещё на относительно дальних подступах к Новому году, когда, естественно, обсуждали, где, в какой компании встретят новое тысячелетие, не сразу, но всё-таки пришли к обоюдному согласию плюнуть на всех друзей-приятелей и встретить тысячелетие один на один в снимаемом Валей на паях с её однокурсницей скворечнике посёлка Первомайский. Однокурсница – тоже не из местных, как и Валя, – уехала на все праздники к своим.
Аркадий сегодня впервые попал в Валин скворечник, но для посёлка Первомайский он, конечно, не новичок. Дело в том, что прежде на окраине посёлка располагалось овощехранилище, где время от времени приходилось «отбывать барщину» краснохолмским старшеклассникам и Аркаше в их числе. Наиболее дерзкие из них – а Новосельцев ещё в своём «зелёном» состоянии был из таких – набивали предусмотрительно принесённые из дома «авоськи» дефицитными в те времена мандаринами и апельсинами и, пользуясь дырявым забором, выносили, допустим в обеденный перерыв, наружу, продавая местным, чаще всего не за деньги, а за «настоящее», не поддельное, как в городских магазинах, молоко. Тогда в Первомайском ещё держали коров. В то время Аркаша и познакомился с внутренним убранством многих поселковых домов.
С тех пор многое, конечно, здесь изменилось: стало ненужным первомайское овощехранилище, потеряли нужду в собственных коровах и жители посёлка, зато мандаринов и апельсинов стало навалом. «Скворечник» же, применительно к Валиному временному жилищу, это чисто Аркадьева придумка. В более традиционном, что ли, виде это назвалось бы «чердаком». Или, если речь идёт о деревенского типа доме, «светёлкой». А если по-иностранному, то и «мансардой». Последнее, пожалуй, было бы даже наиболее уместным, учитывая, что подруга у Аркадия – студентка романского отделения филологического факультета Краснохолмского педвуза имени К. Д. Ушинского.
«Извини, у нас тут тесновато…» Да, это так. Вот хоть и невелик росточком Аркадий, а всё равно его голова едва не упирается в крышу, пронзённую кирпичной трубой. Зато крохотная, но настоящая, из леса, ёлочка. Однако это уже заслуга кавалера. Именно он, на свой страх и риск, отыскал в лесу зелёную красавицу, срубил «под самый корешок», довёз благополучно, минуя специально расставленные кордоны, до города. От Вали же понадобилось только доставить деревце в Первомайский, и всё, что
Они ещё ни разу не проводили ночь вместе, ни разу не делили постель. Вот в чём вся соль! Если хотите, даже на этот момент интрига местного масштаба. Хотя встречаются уже полгода. И причиной тому вовсе не Аркадий. Он-то всегда пожалуйста, в полной готовности, как тот небезызвестный пионер; но Валя – Аркадий это почувствовал – как-то… не очень. Про себя решил: «Напрашиваться не буду». Судя по тому, что она первой предложила этот вариант встречи Нового года (Аркадий её лишь охотно поддержал), долгожданный перелом в их отношениях настал.
Серьёзно ли всё это у него? Надолго ли? Не охладеет ли, как с ним уже не единожды случалось прежде, когда пресытится всем, что этой, очередной его подруге, по силам ему дать? После каждого такого пресыщения одна мысль: «Да на фиг я вообще… с ней?» И как расплата за содеянное – воздержание на какое-то время. Пока внутри опять что-то не проснётся, не зашевелится. Какая-то гадость. Впрочем, почему «что-то»? Почему «какая-то»? И ежу понятно, это «что-то» называется, кажется, придуманным неким доктором Зигмундом Фрейдом мудрёным словечком либидо. И хочется как-то вырваться из его плена, стать полновластным хозяином самого себя, но… И хочется, и колется. В общем, пока не получается. Такой вот, оказывается, не совсем простой и обыкновенный этот Аркадий.
Время – скоро бить кремлёвским курантам. Здесь, у Вали, крохотный, чуть ли не в спичечный коробок, чёрно-белый телевизор. Постоянно какие-то полосы. Но что-то всё-таки видно. Хотя сейчас этим «что-то» является «кто-то». Президент всея Руси. Отчего-то грустный. И ещё, если кому-то одного определения ныне действующего президента покажется недостаточно, тонкошеий и измождённый. В припорошённом белым снежком плащике. Тихим, совсем не бодрым, не «президентским» голосом: «Дорогие друзья, уважаемые граждане России. В эти минуты мы не только сверяем наши часы, мы сверяем все наши мысли и чувства…» И пошло-поехало. Словом, приблизительно всё то, что уже «поживший и испытавший» к своим почтенным двадцати пяти годам Аркадий слушает не первый раз. Да и устал он уже от застолья: больше двух часов насыщают желудки. День выдался для него тяжёлым, хочется поскорее… Да, баиньки. «Ну что? – поинтересовался, едва раздались первые звуки последовавшего сразу по окончании президентского спича гимна. – Не пора ли?» Подруга встрепенулась, как будто её невзначай ущипнули. Но через пару секунд, видимо окончательно решившись, сказала: «Капельку подожди. Я сейчас». Поднялась из-за стола – и куда-то вниз, по деревянной лесенке прыг-скок.
Пошли секунды, минуты. Бубнит телевизор, Аркадий намеренно его приглушил. Кто-то на улице запустил фейерверк. Душновато в скворечнике – вот Аркадий и приотворил окно: пусть проветрится. Вспомнилось (оттого, что фейерверк): «Что такое День Победы? Это праздничный салют. Фейерверк взлетает в небо, рассыпаясь там и тут». Памятка из ушедшего Аркадьева детства. И ещё, если хорошенько вслушаться, доносящееся из дома напротив: «А где мне взять такую песню и о любви, и о судьбе…» Впрочем, это, скорее, не из дома напротив, это из телевизора хозяйкиного, что под скворечником, то бишь в горнице.