Без единого выстрела
Шрифт:
В боковое зеркало он видел, как подъехал и остановился в паре метров позади джип с охраной. Тонированные стекла внедорожника синхронно скользнули в пазы. Правильно, подумал Рогозин. Менты ментами, скорость скоростью, а осторожность не помешает. Мало ли, из чьих рук кормится вот этот инспектор?
— Старший прапорщик Головкин, — представился инспектор. — Попрошу документы.
Рогозин молча протянул документы в открытое окно, Просто чудо что за денек, подумал он в сотый раз. Пришла беда — открывай ворота.
Инспектор вертел его права
Старший прапорщик вздохнул и зачем-то принялся листать растрепанный блокнот, который вынул почему-то не из планшета, а прямо из кармана форменных брюк. Он утомительно долго искал в нем какую-то запись, водя по строчкам толстым пальцем, наконец нашел, недоумевающе хрюкнул, снова посмотрел на права и сразу же — на Юрия Валерьевича, будто сомневался в подлинности фотографии.
— Ну, — не выдержал Рогозин, — в чем дело, прапорщик? Я спешу.
— Придется пройти, — непреклонно ответил инспектор. — Для выяснения.
— Что вы намерены выяснять? — надменно осведомился Рогозин, не трогаясь с места.
— Вашу личность, — ответил инспектор.
— А что тут выяснять? У вас в руках мои права и документы на машину. Если хотите, могу предъявить паспорт, хотя я сомневаюсь, что вы имеете право этого требовать.
— Все равно придется пройти, — с ослиным упрямством повторил чертов мент.
Он двинул плечом, и тупорылый милицейский автомат, до этого болтавшийся у него за спиной, как-то вдруг перекочевал к нему под локоть, нацелившись своим похожим на воронку раструбом не то чтобы прямо Рогозину в лицо, но и не совсем мимо.
Юрий Валерьевич услышал, как на заднем сиденье тревожно шевельнулся водитель, и глянул в боковое зеркало. Все четыре дверцы стоявшего поодаль джипа разом открылись, и четыре ноги одновременно коснулись пыльного асфальта, как будто «ниссан» вдруг превратился в невиданного паука. Эге, подумал Рогозин. Вот это уже лишнее…
— Послушайте, прапорщик, — сказал он, открывая дверцу. — Если вы настаиваете на том, чтобы я куда-то с вами пошел, я согласен, но при одном условии… нет, даже при двух: во-первых, уберите автомат, а во-вторых, объясните, в чем дело. Я управляю крупной фирмой, а вон те люди в джипе моя охрана. Поймите, у меня в мыслях нет вам угрожать, но ведь на вас не написано, настоящий вы инспектор или липовый. Как бы чего не вышло, знаете ли…
— Да, командир, — сказал с заднего сиденья водитель Рогозина. — Что-то ты темнишь, а у нас работа знаешь, какая нервная?
Прапорщик вдруг стал пятиться от машины, медленно поднимая автомат. Бред собачий, подумал Рогозин, глядя в черный раструб, обведенный блестящим кружком дульного среза. И, главное, ни с того ни с сего…
— Всем стоять! —
— Опустите автомат, прапорщик, я иду с вами! — заорал в ответ Рогозин.
Прапорщик недоверчиво посмотрел на него, но увидев, что джип с охраной задним ходом пятится вдоль обочины, щелкнул предохранителем.
— Это другое дело, — сказал он с видимым облегчением. — Ну и правильно. Зачем усугублять?
Рогозин плюнул и двинулся за ним к стоявшей неподалеку застекленной будке поста.
Здесь его подстерегал очередной сюрприз, в который трудно было поверить. Он даже не сразу понял, о чем толкуют старший прапорщик и молодой лейтенант, обнаружившийся в будке. Когда до него наконец-то дошел смысл сказанного, он расхохотался и хохотал не меньше двух минут, заставив инспекторов сомневаться в своей вменяемости.
Оказалось, что эти долдоны два часа назад получили ориентировку, в которой говорилось, что принадлежавший Рогозину «бьюик» угнан, а сам Рогозин погиб от руки угонщиков, так что его машина и документы, скорее всего, используются преступниками. В ориентировке было сказано, что человек, завладевший документами убитого Рогозина, вооружен и очень опасен.
«Ты покойник», — вспомнилась Рогозину дурацкая надпись, каждые двадцать минут появлявшаяся на мониторе его компьютера. Теперь она уже не казалась ему такой идиотской. Он был уверен, что, вернувшись домой, обнаружит там каких-нибудь наследников, явившихся, чтобы вступить во владение его имуществом, — например, троюродного брата, который жил в Омске и был хроническим алкоголиком. Звали брата, кажется, Толиком, но Рогозин не был в этом уверен.
После полуторачасовой беседы с представителями закона он начал сомневаться даже в том, что он — это он, а не таинственный преступник, завладевший его документами. Отпустили его только к вечеру, и к этому времени он был выжат, как лимон, трясся мелкой дрожью и мечтал только об одном: задушить кого-нибудь голыми руками. Лучше всего Чека, но на худой конец сошел бы и Канаш.
Добравшись, наконец, до своей дачи, он первым делом хлопнул стакан водки и сразу же позвонил Канашу.
— Валик, — сказал он, — с этим пора кончать.
— Да, — ответил Канаш, — я с вами абсолютно согласен.
«Волга» была знакомая — та самая, на которой Илларион и Мещеряков ездили к Чеку. Мещеряков с неохотой отдал Иллариону ключи, зная, что в экстремальных ситуациях Забродов думает о сохранности машины в последнюю очередь. Для него автомобиль был не только средством передвижения, но и вообще универсальным подручным средством, которое бывший капитан спецназа использовал без тени жалости и с большой фантазией, свойственной ему во всех случаях жизни. Судя по безмятежному виду Забродова, сейчас наступал как раз такой момент, и полковник Мещеряков на секунду задержал ключи от оперативной «волги» в своей ладони.