Без иллюзий
Шрифт:
А.Зиновьев: Конечно, мой отъезд можно рассматривать и таким образом. Но особой надобности в этом нет. Властям было выгоднее избавиться от меня именно в такой форме. А я хотел мирно жить, содержать семью, работать, избавить родственников и друзей от тревог, связанных со мной. Так что такое решение властей было и в моих интересах.
И.К.: Некоторые бывшие советские граждане не хотят считать себя эмигрантами на том основании, что их отъезд так или иначе был вынужден. А Вы как рассматриваете себя?
А.З.: Это проблема чисто терминологическая. Согласно смыслу слова «эмигрант», я – эмигрант. Ничего унизительного в этом наименовании я для себя не нахожу. Мои убеждения и характер моей деятельности нисколько не зависят от того, в
И.К.: Но как для каждого из нас, для Вас и для Вашей семьи это все-таки было болезненное событие. Как бы Вы определили: что для Вас в Вашем новом положении – самая большая потеря и самое важное приобретение?
А.З.: Во-первых, мы потеряли привычную среду существования, завоеванные жизненные позиции, родственников, друзей, материал для наблюдений. Потери, конечно, ощутимые. Если бы я имел в Москве хотя бы 200 рублей в месяц и какие-то гарантии безопасности, я бы Москву не покинул. Я согласился на эмиграцию как на лучший из двух возможных вариантов дальнейшей жизни. Второй из этих вариантов была тюрьма. Приобретения тоже очевидны. Я не в тюрьме, а на свободе. Жизненные условия здесь, на Западе, лучше, чем в Москве. Плюс к тому – свобода деятельности, свобода передвижений, доступ к культуре, возможность своими глазами наблюдать западное общество. Мой социальный статус здесь неизмеримо вырос сравнительно с прежним.
И.К.: Вы говорили о возможности наблюдать западную жизнь. Вы в течение целого года такую возможность имели. Что Вы можете сказать о том, что Вы увидели?
А.З.: Принципиально нового и неожиданного я здесь для себя ничего не увидел. Запад таков, как я и ожидал. И вместе с тем тут все ново и неожиданно, поскольку сталкиваешься с западным образом жизни непосредственно. Я не строю иллюзий насчет Запада и вижу его недостатки. Но это есть лучшее изо всего того, что было в прошлой истории человечества и есть сейчас на планете. Запад способен к творческому развитию цивилизации и имеет силы постоять за себя.
И.К.: У каждого человека – а у эмигрантов в особенности – есть в той или иной мере страх будущего. У Вас есть такой страх? Испытываете ли Вы в какой-то мере тревогу за свое будущее?
А.З.: Я потерял все те жизненные позиции, которых я добился в результате многолетних усилий и которые давали уверенность в будущем. Но я об этом не жалею. Если бы я знал заранее, что мне за мои книги придется заплатить жизнью, я все равно не остановился бы. Написав и опубликовав «Высоты», я вообще снял для себя проблему будущего. Сейчас я ощущаю себя человеком, начинающим жизнь с самого начала, и чувствую у себя достаточно сил для этой новой жизни, какой бы короткой или длинной, легкой или трудной она ни оказалась.
И.К.: Многие советские эмигранты чувствуют себя в этой новой жизни чужими. Они живут в замкнутых эмигрантских гетто. Они изолированы от местного населения, какой-то силой все время толкаются друг к другу и образуют, я бы сказала, островки прежней жизни. А как Вы здесь живете? Кем Вы окружены и кем Вы хотите быть окружены?
А.З.: У меня и моей семьи на этот счет особых проблем нет. Я и в Москве был в известной мере человеком, стоящим вне общества. Но это соответствовало моим убеждениям. И здесь я нисколько не страдаю от того, что не имею тесных бытовых контактов с русской и советской эмиграцией. Мы не погружаемся здесь и в местное общество, занимаем в нем тоже обособленное положение. Вместе с тем, с местным населением у нас отношения превосходные. У нас много хороших знакомых по всей Европе. Европейский тип дружбы с сохранением должной дистанции нас гораздо больше устраивает, чем советская интимность, переходящая, как правило, в хамство и в пошлость.
И.К.: Этот год, Ваш первый год на Западе, был для Вас годом напряженнейшей работы. И не только для Вас, а для всей Вашей семьи. Вы много писали, были во многих странах Европы, были в Америке, десятки раз публично выступали, встречались с читателями и читали лекции по логике, причем читали их на немецком и английском языках.
А.З.: Этот год для нас был годом тяжкого труда. Не надо лицемерить; привыкать к новому строю жизни и осваивать чужие языки – это труд каторжный. Но мы все работали с радостью и результатами года удовлетворены вполне. Мы и отдыхать сумели отлично. За этот год мы в музеях и на концертах побывали больше, чем за десять лет в Москве.
И.К.: Год этот мало того что был напряженный, он был невероятно урожайный и успешный. Переводы Ваших книг вышли во Франции, Италии, Англии, Америке, Германии, Испании, Швейцарии и продолжают выходить на других языках и в других странах. На русском языке, как я уже говорила, опубликованы две новые книги – «Записки Ночного Сторожа» и совсем на днях вышедшая «В преддверии рая». Число рецензий, посвященных Вашим книгам, сосчитать невозможно. И рецензии эти удивительны по тому восхищению, которым они проникнуты. Можно сказать без ложной скромности, что сегодня живущего автора в таких выражениях, пожалуй, никто и не хвалил раньше. Ваше имя ставят в один ряд с Вольтером, Свифтом, Оруэлом, Кафкой, Рабле, Анато-лем Франсом и другими выдающимися писателями мировой литературы. Успех не подлежит сомнению. Что Вы считаете в этом успехе главным?
А.З.: Во-первых, то, что это – не политический, а литературный успех. Во-вторых, то, что западный читатель воспринимает мои книги как книги о человеческой жизни вообще. И несмотря на неизбежные потери в переводе и непонимание многих фрагментов книг из-за незнания самих феноменов советской жизни, многие читатели уловили мои основные идеи.
И.К.: А как Вы воспринимаете свой успех чисто психологически? Он Вас удивляет или нет? Что он Вам дает?
А.З.: Конечно удивляет, но в том смысле, что я сам поражаюсь своевременности появления своих книг на Западе. Проблемы Запада начали принимать такой оборот, что мои книги оказались актуальными и появилось довольно большое число людей, способных воспринять их именно как книги о современном обществе. Что касается вдохновения на новые книги, я не берусь пока судить. Все мои книги были написаны в Москве, в том числе и последняя книга «В преддверии рая». Я – человек, можно сказать, внутренний, то есть действую в большей мере в силу внутренних мотивов. И появление моих новых книг зависит не от потребностей читателя, а от надобности их (книг) в той картине современного общества, которую я делаю.
И.К.: Я говорила об откликах в западной прессе. А русскоязычная пресса на Западе воспринимает Ваши книги особым образом, я бы сказала, несколько болезненно. В то время как читатели встретили их с неслыханным интересом и с восхищением, русская пресса старается делать вид, будто Ваших книг вообще нет, хотя в ней самой легко заметить следы того, что эти книги есть, прочитаны и усвоены. Как Вы относитесь к этой реакции русскоязычной прессы?
А.З.: Меня эта реакция не удивляет, я ее ожидал. Если бы она была иной, я думал бы, что свое дело сделал плохо. Причин для такой реакции много. Положение мое здесь в русскоязычной среде очень напоминает мне мое положение в логике в Советском Союзе, а сама эта среда с социально-психологической точки зрения мало чем отличается от Советского Союза. Так что я опыт по этой части уже имею. Думаю, что и моя концепция советского общества вступила в конфликт с той концепцией, которая сложилась здесь в кругах русских и советских эмигрантов. Но, насколько я могу судить на основе личных бесед и писем, если бы все мои русскоязычные читатели имели доступ к прессе и высказали свое мнение, оценка моих книг в русскоязычной прессе была бы иной и в значительной мере ближе бы к западной.