Без изъяна
Шрифт:
– Копай спокойно, Пахом Авдеич!
– призывал он.
– На дороге никого.
Повертелся, умащиваясь поудобнее, пробормотал под нос:
– Надо же, как ловко придумалось: голым клад в крапиве искать… Уже и самому кажется, что так и должно быть.
– Что ты там бормочешь?
– подал голос Куваротов.
– За дорогой слежу. Все тихо, никого нет.
– Что-то непохоже, чтобы здесь прежде копали. Земля плотная.
– Слежалась за столько-то лет. Сам же просил, чтобы клад был старинный. Тут, когда татары подходили,
– Какие татары? Тут их вовек не бывало!
– Вовек - не бывало, а пять веков тому - так очень даже. А ты копай веселее, а то сейчас ребята коней в ночное погонят, заметить могут.
Некоторое время было тихо, только Пахом пыхтел, выбрасывая землю из ямы. Наконец сказал:
– Ага! Вроде есть что-то.
Злыдень спрыгнул с камня и пошел смотреть.
Перемазанный Куваротов сидел в яме на корточках и пытался на ощупь определить, до чего сумел докопаться.
– Труха какая-то…
– Это сундук был, - пояснил злыдень.
– В нем одежда нарядная. Подыстлела малость. Рядом, в бадейках, зерно семенное, никак ячмень.
– Какой ячмень? Тут земля одна!
– А ты чего хотел? Погнило все за пятьсот-то лет.
– Где клад?
– закричал Куваротов, замахиваясь лопатой. Злыдень проворно отскочил.
– Вот он, клад. Одежа нарядная, зерно в бадейке. Очень даже хороший клад. Не без изъяна, правда, а кто у нас без греха?
– Золото где?
– Видали: золота ему захотелось… Тут места нищие, золота и прежде не бывало, и сейчас нет. Хочешь золота - иди в хлев и греби из-под коровы.
– Убью поганца!
– взревел Пахом и, выбравшись из ямы, ринулся на злыдня. Тот стрелой взлетел на верхушку грудницы.
– Хозяин! Срам прикрой, мальчишки в ночное скачут! Пахом взвизгнул и полез хорониться в крапиву.
Домой Пахом Авдеич вернулся далеко за полночь. Жена, ожидавшая главу семьи, в голос взвыла, увидав его плачевное состояние. Хорошо хоть батраки у Куваротова были из местных и жили по своим избам, а то ославили бы на всю деревню. Атак, жена, нюхнувши кулака, подавилась воем и больше не шумела.
Пахом Авдеич уселся на лавку и глухо сказал:
– Все, лопнуло мое терпение. Я ему покажу, как надо мной шутки шутить.
– А что я такого сделал?
– спросил злыдень, высунувшись из-за печки.
– Мое дело маленькое: прокукарекал, а там хоть трава не расти. Что ты велел, то я и сделал. Лучше просить надо было.
– Батюшки-светы!
– снова взвыла Куваротиха.
– Что же это деется? До зеленых чертей допился, ирод!
Пришлось снова осаживать дурную бабу.
– Значит, плохо тебе приказываю?
– мрачно спросил Пахом Авдеич, добившись какой-никакой тишины.
– Ну-ка, принеси мне барской еды на серебряном блюде!
– Сейчас не могу. Баре отужинали, посуда вся помыта и в буфет убрана. Вот завтра, когда обедать сядут, это - пожалуйста…
– Врешь
– Я не бесов сын, я злыдень, и папа с мамой у меня злыдни. А ты, что просил, то и получил.
– Я клад просил. Где ж там клад, это ухоронка позабытая.
– Позитивное знание не видит разницы между кладом и ухоронкой. Не веришь, ступай в сиянс-академию, там тебе скажут, что это синонимы.
– Грамотный ты очень…
– Да уж, не жалуюсь.
– Ты меня не перебивай! Ты слушай, что я говорю. Клад - это сокровища зарытые. Деньги всякие: золото, серебро, каменья самоцветные, дорогие. Понял, дурья башка?
– Да уж понял, чего тут не понять.
– Вот такой клад мне и нужен.
– Прямо сейчас копать пойдешь? Ты бы баньку истопил, помылся, ноги острекавленные попарил. Глядишь, и полегчает.
– Ты мне зубы не заговаривай, а прямо отвечай, есть ли в округе такой клад?
– Каменьев самоцветных нет, а денежный клад имеется.
– Что ж ты молчал, олух царя небесного?!
– Не ругайся!
– взвизгнул злыдень.
– Перетерпишь. Я тебя еще не так приласкаю. Велик ли клад?
– С полпуда будет. Только взять его трудновато.
– Далеко, что ли?
– Не, совсем близко. За деревней церковь новая стоит, знаешь?
– Еще бы не знать, сколько деньжищ на эту церковь мною пожертвовано.
– А поставили ее как раз поверх того места, где клад закопан.
– Ты место точно укажи, я с попом договорюсь, полы поднимем…
– Так не получится. Нам, злыдням, в церковь ходить нельзя. Да и не смогу я под куполом точно место указать. Вот если бы церковь сгорела - тогда иное дело. На пожарище клад найти - легче легкого.
– Ты мне что предлагаешь?
– с угрозой спросил Куваротов.
– Я? Ничего. Просто думаю вслух.
– Мал еще думать!
– Пахом Авдеич замолк, потом спросил тоскливо:
– Сколько, говоришь, там денег?
– Полпуда. Может, чуток побольше. С гаком.
– Монеты хоть золотые?
– Я же говорил, золота в наших краях нет.
– Серебра полпуда - тоже неплохо…
– Так там и не серебро. В конце века, когда ассигнации ввели, народ начал медные деньги прятать. Там полпуда екатерининских пятаков.
– Тьфу, пропасть! Что ж ты мне голову дуришь?
– Ничего я не дурю. Мне просто любопытно стало, за какую сумму ты церковь поджечь согласишься. Но если медные пятаки тебя не прельщают, то извини. Других кладов в округе нет.
Наутро Пахом Авдеич проснулся разбитым. Окрапивленные ноги распухли и чесались нестерпимо, да и все остальное - тоже. Но больше всего мучила мысль, что злыдень, напросившийся в работники, так жестоко насмеялся над ним. Впрочем, вспомнив о серебряном сотейнике, Пахом Авдеич малость повеселел и, позвав злыдня, велел тащить господских кушаний.