Без маршала Тито (1944+)
Шрифт:
— Тело бросать негоже, да и Браичи не так уж далеко, — рассудил Небош.
Носилки вырубили из двух лесин и, меняясь по ходу, потащили убитого и его винтовку в село. Двое несут — трое в охранение, черт его знает, что у беглого автоматчика в мозгах?
Добрались уже впотьмах и слава богу — никто почти не видел, а то набежали бы плакальщики со всего села. Носилки положили под забор.
— Сава, Вукович, — уверенно опознал тело кафанщик.
— Точно? — недоверчиво спросил Славко, подсвечивая лицо трупа фонарем.
— Точнее не бывает, — криво усмехнулся хозяин. —
— Может, и с братом.
— Не навоевались, значит… — заключил кафанщик. — Надо семье сказать, пусть заберут, похоронят.
Еще надо бы ОЗН известить, но телефонов в Браичах отродясь не водилось, ближайший в Кадиной Луке, на станции. Двадцать верст и все лесом, ехать ночью дураков нет.
К Вуковичам пошли всем скопом, заодно и тело отнесли. Первым запустили кафанщика — вдруг недостреленный одурел настолько, что решит в доме засесть? По уму-то надо бы Душану бежать отсюда, сколько сил хватит, пока мы с его братом возимся…
Но нет, в доме только женские голоса, да старческое дребезжание. Так и есть— выбежали к нашим носилкам две тетки средних лет, да четверо детей от десяти и старше, потом дедок приковылял.
Пока жены Душана и Саво рыдали над покойником, Славко взял в оборот деда. Тот, даром что в шайкаче с так и не снятым гербом, своих сыновей не одобрял — пришла новая власть, так сиди ровно, занимайся хозяйством! Но куда подался Душан, не сказал — дескать, прибежал, похватал еду, вещи и нет его.
От женщин тоже никакого толка — плакали, утирали лица уголками платков, вот и весь разговор.
— Погреб, — шепнул мне Небош.
— Почему? — так же тихо спросил я.
— Смотри, я сейчас еще раз спрошу, где Душан спрятался, а ты за детьми следи.
И точно — младший сразу стрельнул глазами в сторону погреба, остальные с задержкой. Проследили, чтобы дети ушли в дом, занесли тело, подивились, что там спят еще трое, совсем мелких. Глиша откуда-то выудил и показал тряпки с пятнами крови. Свежими, не побуревшими — значит, был тут.
Собрались вокруг погреба, посветили фонариками — вроде есть след, но тут полно народу ходило, точно не сказать.
— Эй, Душан, вылезай! — негромко сказал Славко в щель между стропилами и лагами.
Погреб молчал.
— Вылезай, или гранату кинем.
— Нек све иде у три лепы! — выругалась темнота.
— Погодь, — придержал я Славко. — Душан, выходи добром. Если придется тебя с боем брать, семья под выселение пойдет.
В холодной глубине кто-то застонал сквозь зубы и еще раз выругался, но уже тише.
— Ваша взяла, не стреляйте.
— Оружие выбрось, потом выходи.
Скрипнула дверца погреба, на которую уставились все наши стволы, вылетел и упал с глухим стуком шмайсер.
— Пистолет еще, — предусмотрительно потребовал Небош.
Звякнул о камни дедовский револьвер, за ним, показались растопыренные пятерни, следом руки и, наконец, Душан. Чисто домовой — в бороде, паутине и стружках.
Пока я думал, что там хранят в стружках, морковку или яблоки, Славко шустро обыскал сумрачного четника и через заднюю калитку, чтобы не видели в доме,
Спал я урывками, и каждый раз, когда просыпался слышал вроде бы одни и те же вопросы от Славко и ответы от Душана. Но как оказалось, контрик все делал правильно, подловил пленного на нестыковках и к утру раскрутил-таки.
Закладку Хадсона братья Вуковичи перепрятали. И стерегли место, чуть не ежедневно проверяя, не было ли там чужих. Оттого и на нас напали, что посчитали угрозой кладу.
Утром отправили гонца в Милановац, а сами с Душаном потащились искать перепрятанное.
Даже не знаю, как это описать — скальная стенка которая вдруг… растрескалась? Врезал по ней великан кулаком и вместо монолита — горизонтальные плитки, неровные такие кирпичи-переростки разного размера. А между ними — щели толщиной в руку, уходящие вглубь на полметра-метр. Плиток — сотни, щелей — сотни, если не знать, в какой запрятано — можно полжизни искать.
И если знать, тоже.
В первой щели, указанной Душаном, ничего не нашли.
И во второй тоже.
И в третьей.
Ох, как нехорошо Славко на Душана посмотрел, да еще рукой кобуру нашаривал. А Вукович сам растерян и клялся что здесь, место точное, разве что в плитке ошибся… Искренне клялся, я ему поверил — вряд ли в глухом сербском селе вдруг вырос гениальный актер:
— Ладно, сиди, вспоминай. Чем быстрее вспомнишь, куда затолкали, тем меньше срок получишь.
А он чуть не рыдает, да и кто бы на его месте не рыдал? Спрятал золото и забыл, куда! Нет, Паркинсон лучше Альцгеймера, однозначно.
— Погоди, — отступил от стенки на десяток шагов Марко, сжал губы и общарил ее внимательным взглядом.
— Чего ты там увидел? — раздраженно бросил Славко.
— Смотри, некоторые плитки торчат, на них можно встать, как на ступеньки.
— И что?
— А то! — огрызнулся Марко. — Если тут прятали, то без лестниц и веревок, то есть там, куда достать могли. Давай-ка с фонарями полазаем, посмотрим в щели…
Все братец вычисли правильно — в щелях за тысячелетия всякого мелкого щебня накопилось, листьев ветром накидало, но в двух местах этот культурный слой нарушен. Ковырнули — вот оно!
Не так, чтобы много, но и не сильно меньше заявленного Хадсоном. Надо полагать, Вуковичи малость потратили…
До Милановаца с Душаном и тяжеленными рюкзаками добрались к вечеру, на подводе кафанщика. Всю дорогу адски хотелось спать, но приходилось таращить глаза на окружающее — не дай бог за каким камнем или деревом засада таких же, как Вуковичи, любителей легкой наживы! Но сейчас зима на нашей стороне играла — листьев нет, снег есть, спрятаться трудно.
Сдали Душана в местный «Одсек за заштиту народа», за помощь в поисках указали, что он сдался добровольно — чтобы срок ему поменьше вкатили. Небош с Глишей повздыхали, но при Славко «законную» десятую долю не стали отщипывать. Увезли мы золотишко в Белград и сдали, пусть теперь у начальников голова болит, что с ним делать — то ли оприходовать в бюджет, то ли пустить на оперативную игру с Хадсоном, то ли на негласные расходы.