Без надежды
Шрифт:
Я пристально смотрю на нее. Она продолжает говорить, но, вытесняя слова, которые она пытается мне вдолбить, в моей голове все громче звучит иное. У меня моментально потеют ладони, в ушах стучит кровь. Я мигом припоминаю все ее убеждения, альтернативы и правила, пытаясь отделить одно от другого и разложить по главам, но все они сходятся вместе. Из кипы вопросов я извлекаю первый попавшийся и спрашиваю напрямик:
– Почему мне нельзя иметь телефон?
Я не уверена даже, услышала ли она меня, но, поскольку Карен перестает шевелить губами, понимаю, что
– А Интернет? – добавляю я. – Почему ты не разрешаешь мне пользоваться Интернетом?
Эти вопросы отравляют душу, мне хочется освободиться от них. Картинка начинает складываться, но я надеюсь, что это совпадение. Наверное, она ограждала меня от всего из любви и стремления защитить. Но в глубине души я начинаю осознавать, что нет, она меня прятала.
– Почему ты перевела меня на домашнее обучение? – спрашиваю я, на сей раз гораздо громче.
Она распахивает глаза, явно не понимая, с чего я вдруг проявляю любопытство. Потом встает и смотрит на меня сверху вниз:
– Не надо валить на меня, Скай. Пока живешь под моей крышей, придется следовать моим правилам. – Схватив мой телефон, она идет к двери. – Ты наказана. Больше никаких мобильников. Никаких бойфрендов. Поговорим завтра.
Она захлопывает за собой дверь, и я сразу же падаю на постель в еще большем отчаянии.
Не может быть, чтобы я была права. Это просто совпадение. Она не сделала бы ничего подобного. Сдерживая слезы, я отказываюсь верить. Должно найтись какое-то другое объяснение. Может быть, Холдера сбили с толку. Может, Карен сбили с толку.
Я знаю, что сама сбита с толку.
Я снимаю платье, надеваю футболку, выключаю свет и залезаю под одеяло. Пусть это окажется дурным сном. Если нет, то не знаю, насколько еще меня хватит. Я всматриваюсь в звезды на потолке и начинаю считать. Отбрасывая посторонние мысли прочь, я все больше сосредоточиваюсь на звездах.
Тринадцатью годами раньше
Дин идет к себе во двор, потом оборачивается и смотрит на меня. Я снова прикрываюсь, стараясь больше не плакать. Вдруг они захотят поиграть еще? Не дело реветь.
– Хоуп!
Я гляжу в сторону Дина, но он больше не смотрит на меня. Я думала, это он позвал, но Дин изучает автомобиль. Машина остановилась у моего дома, стекло опущено.
– Иди сюда, Хоуп, – зовет женщина.
Она улыбается и просит меня подойти к окну. Мне кажется, я знаю ее, но не могу вспомнить имени. Я встаю, чтобы выяснить, чего ей нужно. Отряхиваю шорты и подхожу. Она продолжает улыбаться и очень мила. Когда я приближаюсь, женщина нажимает на кнопку для разблокирования дверей.
– Ты готова ехать, милая? Папочка хочет, чтобы мы поторопились.
Я не знала, что куда-то поеду. Папа ничего не говорил.
– А куда? – спрашиваю
Она с улыбкой берется за ручку и открывает дверь:
– Расскажу по дороге. Садись и пристегни ремень, нам нельзя опаздывать.
Она искренне боится опоздать. И я не хочу, чтобы она опоздала, поэтому забираюсь на переднее сиденье и закрываю дверь. Женщина поднимает стекло и отъезжает от моего дома.
Глядя на меня с улыбкой, она берет с заднего сиденья пакет сока с соломинкой.
– Я Карен, – заявляет женщина. – Ты немного поживешь у меня. Когда мы приедем, я все тебе расскажу.
Я отпиваю сока. Это яблочный. Я люблю яблочный сок.
– А папа? Он тоже приедет?
– Нет, милая, – качает головой Карен. – Мы будем вдвоем.
Я сую соломинку в рот, потому что не хочу, чтобы она видела мою улыбку. Пусть не догадывается, как я рада тому, что папа не едет с нами.
Воскресенье, 28 октября 2012 года
2 часа 45 минут
Я сажусь в постели.
Это был сон.
Это был просто сон.
Я чувствую, как бешено колотится сердце. Оно бьется так сильно, что я слышу его. Я задыхаюсь и вся покрылась испариной.
Это был всего лишь сон.
Я пытаюсь поверить в это. Всем сердцем убеждаю себя, что это неправда. Не может этого быть.
Но это было. Я четко помню все, словно это произошло вчера. За последние дни вернулось многое из того, что было либо вытеснено, либо забыто из-за тогдашнего юного возраста. Вещи, о которых не хочется вспоминать и лучше вовсе не знать.
Я откидываю одеяло, тянусь, включаю лампу. Комната освещается, и я вскрикиваю, поняв, что в моей постели кто-то есть. От крика он просыпается и резко садится. Я громко шепчу:
– Какого черта ты здесь делаешь?
Холдер смотрит на часы, потом трет глаза ладонями. Очухавшись от сна, он кладет руку мне на колено.
– Я не мог оставить тебя одну. Хотел убедиться, что с тобой все в порядке. – Он прикасается к моей шее, как раз под ухом, и проводит пальцем по щеке. – Твое сердце, – говорит он, ощущая кончиками пальцев биение крови. – Ты испугалась.
Я не могу злиться, видя его в своей постели, такого заботливого… И не могу винить. Хотя так и убила бы. Но не могу. Не окажись он здесь и сейчас, не успокой меня после этих новых откровений – не знаю, чего бы я натворила. Он всего-то и сделал, что взял на себя вину за мои невзгоды. Я начинаю понимать, что Холдер, пожалуй, нуждается в утешении не меньше меня. За это я позволяю ему похитить еще один кусочек моего сердца. Я хватаю его руку, которой он прикасается к моей шее, и сжимаю:
– Холдер… я вспомнила.