Без нас, никто!
Шрифт:
Вырвав руку обратно, Шатун отступил на пару шагов назад, и вновь повторил свою попытку, только на этот раз, когда он снова вогнал головню в тёмный сгусток, то огонь на её конце моментально погас, будто тот её сунул в воду. Шатун попытался выдернуть руку, но на этот раз та не поддалась, словно за неё кто-то с другой стороны вцепился. Он дёрнул сильнее, повернулся к Занозе ища у того подмоги. Но перепуганный до смерти подельник и не думал ему помогать, у него даже не хватило храбрости, чтоб подняться с места и умчаться прочь в темноту, подальше от неведомой напасти.
И тут произошло вовсе необъяснимое! До этого дёргавшегося Шатуна, пытавшегося
Не в силах сопротивляться или бежать, Заноза сидя на заднице смотрел на то, как к нему неумолимо движется страшная смерть. Он даже закрыл глаза, чтоб не видеть, как это случиться. И только и смог, что выдавить из моментально пересохшего горла. – Боги милосердные, защитите. – и еще сильнее зажмурился, обхватив руками голову, сжавшись в небольшой комок.
И тут видимо что-то произошло, раз он был всё ещё жив. Вот его сердце отсчитало ещё несколько ударов, а с ним вновь ничего не случилось. Наконец, набравшись смелости, он рискнул приоткрыть глаза. Как он этого не хотел, но в свете прогорающего костра он заметил, что тьма никуда от него не делась, а всего лишь остановилась у самых кончиков его ног и теперь нависает плотной стеной прямо над ним. Увидев такое, он задрожал всем своим телом, и кажется даже забыл, как дышать.
И тут, неожиданно для него, прямо у самого лица, прозвучал гневный голос, да такой сильный, что тому тут же захотелось превратиться в малюсенькую букашку и забиться в самую мелкую щель. – Боги говоришь! И много эти самые боги тебе помогли?
– Пощади. – еле слышно, почти одними губами пролепетал Заноза. – Я сделаю всё, что ты хочешь, только не губи!
Тьма колыхнулась, увеличиваясь в своих размерах, и уже было хотевшая расправиться и с ним, но почему-то медленно отступила на пару шагов назад. И Заноза моментально воспрял духом, если его не прикончили сразу, то у него появился крохотный, но все же шанс на спасение. И не теряя времени зря, забыв обо всём на свете, продолжил. – Не убивай, я буду тебе служить, я сделаю всё, всё что ты только велишь. Я буду твоим слугой. Я, я, я…сделаю всё что ты только захочешь.
Но быстро тараторившему разбойнику, пытавшемуся выторговать свою жизнь, договорить не дал властный голос, раздававшийся прямиком из недр Тьмы. – А кой прок мне от твоей службы? Ты слаб, жаден, завистлив, труслив, способен на предательство даже тех, кто стоит подле тебя. Ты ценишь свою жалкую шкуру превыше самой чести, тебе ведь даже неведом смысл этого. Ты не способен держать данное тобой слово, заботишься исключительно о себе. Чтоб помочь ближним, не может быть и речи, для тебя всё это пустое. Для тебя нет ничего важнее своей жалкой жизни. Так ответь же мне, что ты, жалкий червь, можешь мне предложить за эту самую жизнь? В тебе нет ничего, что могло бы вызвать уважение к роду людскому. Тот, которого я только что поглотил, и то был намного достойней тебя, он по крайней мере до конца боролся за свою жизнь.
После этих слов, уже было
Но Тьма тем временем продолжала. – И ты, Человек, последнее создание Рода, которых он поставил во главе над всеми остальными своими созданиями. Людей, которых он создал как самых чистых и непорочных? И ты жалок! Но я это исправлю! Я докажу ему, и всем остальным, что такие как ты не достойны этой чести, быть лучшим его творением. И только лишь поэтому я сохраню тебе жизнь.
До этого момента, Заноза уже был готов лишиться чувств, пока не услышал последнее, а именно только. – Я оставлю тебе жизнь.
– всё остальное сказанное, для него было совершенно не важно.
А Тьма закончила говорить. – Отныне ты станешь моим рабом. Ты больше не будешь принадлежать ни себе, ни являться частью этого мира, а станешь частицей меня. Я дам тебе силу, о которой ты мог только мечтать, чтобы ты смог достойно служить мне. Но взамен этого, как плату за силу, я заберу у тебя единственное, что у тебя ещё осталось. Твою жалкую душу!
И не дожидаясь, пока до дрожащего от страха разбойника дойдёт смысл всего сказанного, от клубившейся над ним черноты, отделился небольшой сгусток точно такого же мрака, и со всей силы ударил того в грудь, мгновенно целиком войдя внутрь и растворившись в нём.
ПОЛНЫЙ АБЗАЦ
– Чёрт! – острая боль пронзила всю голову. – А глаза-то, как болят! – будто кто соли в них набил. Осторожно попытался открыть сперва один, затем разлепить и второй глаз. И тут же зажмурился от резкой боли, словно иголкой в них кто-то тыкнул. Успел различить яркий свет, прежде чем глаза снова пронзила острая боль. Пришлось вновь зажмуриться, что принесло хоть небольшое, но все-таки облегчение.
Непроизвольно потянулся руками к лицу. Левая рука тут же отозвалась лёгкой болью в локте, а правая на своём пути к голове, запуталась, как мне показалось, в густой траве. Но всё-таки дотянувшись до лица, кое-как встал на четвереньки, прижав ладони к лицу, чтоб их не так резало от яркого света, и вновь попробовал разлепить свои веки.
На этот раз резь в глазах от приглушённого ладонями света была не такой сильной. И перед тем, как снова зажмуриться, я успел рассмотреть, что и впрямь лежу на траве. Хотя отчетливо помню, что должен был валяться на глине, которой был обсыпан бруствер окопа. Немного покорячившись, все в том же положении, раком, собрался с силами и снова открыл глаза, на сей раз ожидая увидеть своё покалеченное гранатными осколками тело.
Зрение понемногу возвращалось, и я уже отчётливо видел свои коленки. Простояв так в полной тишине, минут десять, попутно пытаясь прислушаться к своим ощущениям, затем начал понемногу разгибаться. Не переставая удивляться тому, что всё это время, вокруг меня стояла полнейшая тишина.