Без обмана F
Шрифт:
Что тут делать, уже очевидно. Бежать, пока… да неважно что! Бежать! Воришка успел сделать буквально четыре шага, пока тот же голос, но уже с властными нотками не сказал ему «Замри!». Приказ сопровождался ударом нижнего конца посоха о землю. Колокольчики звякнули так громко, что, как показалось, горное эхо вызвали. И он замер! Ноги как будто бы отнялись, запутались между собой, мальчишка не удержал равновесия и рухнул.
Позвякивание гадких бубенчиков на посохе. Глухие отчетливые постукивания палкой по дороге. Шаги, всё ближе и ближе. А вдруг эта ведьма из числа
— Не вздумай, — старуха как в его мысли проникла. Совсем близко уже. Вот она поднесла морщинистую, украшенную несколькими простыми железными перстнями и четками руку к маске и убрала ее. Обычное, хоть и старое, женское лицо. Седые брови, несколько белых волосинок, выбившиеся из-под укрытой шляпой прически. Взгляд суровый, строгий, но без ожидаемых злобы и ненависти. Глаза только странные, слишком светлые.
— Такой маленький, а уже вор, — покачала головой колдунья. Колокольчики на посохе звякнули в такт ее словам, несмотря на то, что навершие оставалось неподвижным и отсутствие ветра. — Знаешь ведь, что по закону тебе за воровство полагается уши отрезать?
— Это только судья может решить! За мелкие кражи порка положена! — не смолчал ребенок, не прекращающий попыток подняться. — Я всего-то есть хотел. Голодный очень, — в желудке у него забурчало, наглядно подтверждая.
— Как низко пала молодёжь, во времена первых императоров такого позора не было, — покачала головой ведьма. — Встань!
И тени сомнения в том, что она имеет право повелевать, не возникло. Он вскочил на ноги и запоздало сообразил — снова их чувствует. Ну теперь-то…
— Стоять на месте, — властно приказала старая женщина. Наверное, так положено даймё разговаривать. Чтобы никто ослушаться и не подумал. Он как будто бы врос в землю.
— Имя есть? Как зовут? — тоном, полным безразличия, поинтересовалась шаманка. Словно собачью кличку спрашивает.
— Дзз… Дзиро, — солгал он, намеренно подпустив дрожи в голос. Так-то взаправду испуган, больно уж жутковатая старая ведьма. Но говорить ему страх никогда не мешал. А тут ясно, что дашь колдунье запрошенное — и всё, пропал.
— Не умеешь хорошо врать. Вон как глазки забегали. Меня ты обмануть не сможешь еще долго, малыш. Ответишь, получишь это, — запустив руку в узелок, бабка достала сверток из бамбуковых листьев.
Мальчишка чуть слюной не захлебнулся, почувствовав запах. Да ради этого… этой еды… он что угодно расскажет или сделает. Одуряющий аромат, манящий призраком сытости.
— Макото, — в этот раз честно признался мальчик и получил обещанное. Сожрал до последней крупицы меньше, чем за минуту и листья вылизал. Я, человек куда более поздней эпохи, сторонний наблюдатель, ничего вкуснее того жареного тофу не пробовал.
— А теперь руку протяни, — скомандовала шаманка. — Да не эту! Ту, какую у тебя собаки погрызли, — откуда она это знает? Колдовство, да?
Вытянул тощую, но жилистую конечность. Ведьма обмыла рваную,
— Спасибо, ведьма-сама, — мальчик не очень разбирался в том, как надо себя вести, но сложил руки в молитвенном жесте и поклонился.
— Имя этой странницы Амацу-но-Маэ. Но для тебя, малыш, Амацу-сенсей. Ты мне подходишь. Старой Маэ нужно кому-то передать своё ремесло.
Вопрос «а если я не хочу?» остался не прозвучавшим. Юный Макото понял, что хочет. Чтобы его учили, вкусно кормили и лечили раны, если те будут. Лучше бы не было, но будут же! Неужели ему встретился хоть кто-то добрый? Таких ведь не бывает? Или бывает? Ну и что, что ведьма?!
— А чему вы меня научите, Амацу-сенсей? — не удержался ребенок от вопроса.
— Тому, что нужно знать каждому путнику в этом мире. Искать свой путь, не теряя себя. И находить силу в самых простых вещах. Сегодня ты научишься видеть в обычном то, что скрыто. Завтра — создавать что-то из ничего. А позже, возможно, я расскажу тебе, как читать в людских сердцах, словно в открытой книге. И в книгах читать тоже научу. Не умеешь же?
Узловатая старушечья рука протянулась к мальчику и взлохматила ему волосы. Чем-то Амацу-сама, иначе ее назвать язык не поворачивается, мне старушку Ямаду Томо-сан напомнила. Очень похожи, несмотря на то, что по комплекции «ведьма» выше и постоянно сутулится, а Томо-сан крохотная, как ученица начальных классов, но с прямой спиной. У них одинаковая властность, какую легко ожидать от опытного военачальника или императрицы, а не странствующей травницы или продавщицы в скромном магазине. И в лицах есть что-то общее, как у дальних родственниц. Глаза одинаково выцветшие.
Проснувшись, я обнаружил, что замерз, а еще нашел у себя выступившие слезы. От не моей боли и чужого счастья, дотянувшихся до самых глубин души. Или наоборот, идущих оттуда. Сегодня мне приснилось что-то куда более важное, чем золотоносный клад или призрачная возможность, открывающая дорогу к контролю над ненужной мне корпорацией. Хидео-сан, он же Макото-кун, открыл мне нечто очень личное. И погружение в воспоминания получилось намного более глубоким, чем обычно. Не исторический фильм посмотрел, а прожил кусочек жизни, испытал эмоции… и жареного тофу поел. Не уверен, что смогу когда-то повторить этот вкус.
Взгляд на будильник — до времени подъема еще почти два часа, но сна ни в одном глазу. Спустился на кухню. Надеюсь, не разбужу сестренку тем, что буду греметь посудой.
Положил абура-аге, купленный сегодня же по дороге за тортами, на разделочную доску, раскатал скалкой, чтобы слои внутри разделились, нарезал подходящего размера кусочками. Затем в миску, залил кипятком на несколько минут и откинул на дуршлаг. Это чтобы уменьшить маслянистость. Теперь разрезать каждый ломтик пополам и раскрыть со стороны среза.