Без определённого места жительства
Шрифт:
Вечером приехали в город, зашли в ближайший магазин и были шокированы. По прежнему пустые полки, но кое-что уже было. И не было никаких талонов. На ранее пустых полках появилась водка, некоторые продукты, сигареты. Люди заходили, хмуро смотрели на ценники, кивали головами и уходили. Никто ничего не покупал.
– Будь он проклят этот козёл Ельцин! – воскликнул, глядя на ценники, Мыльников. – Что же дальше будет?
Что будет дальше, не знал никто, в том числе и «этот козёл», ударившийся в беспробудное пьянство то ли оттого, что добрался, наконец, до высшей власти, то ли понимая, что натворил.
По старой авиационной традиции, уходящей корнями в истоки авиации, сбросились, купили водки, зашли в ближайшую столовую. Там было пусто. Из-за дороговизны с Нового года эти заведения лишились клиентов и стали закрываться.
Домой идти не хотелось. Первый раз пили не с радостью по случаю долгожданного прилёта. Всех, кроме холостого механика, волновал вопрос: что сказать домашним о своей зарплате. Как на неё жить?
Слава молча встал и сбегал за второй бутылкой. Так же молча все сбросились и вернули ему деньги. Молча выпили. Говорить ни о чём не хотелось.
Приехав домой, Слава застал заплаканную жену. В заводскую столовую, где она работала, рабочие ходить перестали, и весь персонал отправили в бессрочный неоплачиваемый отпуск. Это были первые гримасы так называемых капиталистических рыночных отношений. Холодильник был пуст. Угрюмые дети с надеждой смотрели на его походную сумку, но на этот раз и она была пуста. Праздника не получилось.
Утром он пошёл в магазин и купил продукты и бутылку водки. Никакие талоны уже никто не спрашивал, как в советское время, как будто их никогда и не существовало. Но цены, цены! Оставшиеся деньги отдал жене. Она молча взяла их, пересчитала, и на глазах навернулись слёзы. На них нельзя было прожить и неделю. Тогда он вытащил из кармана ещё 15 рублей – заначку – и протянул ей.
– Как-нибудь обойдусь, – ответил хмуро. – Через три дня улетаем, нам выпишут командировочные. Без денег не полетим.
Потом он на кухне пил водку, курил, пытаясь понять, что же случилось с этой страной. И не находил ответа. На четвёртый день они снова улетели на оперативную точку за двести километров от базы.
––
В командировках техническим обслуживанием, заправкой вертолёта и всем имуществом, включая авиабензин, командует авиатехник. Помогают ему в этом моторист и механик. Пока вертолёт находится в воздухе, он на аэродроме является старшим начальником. Пользуясь этим, Слава потихоньку стал приторговывать авиабензином, который прекрасно работал и в автомобилях, по ценам меньшим так называемых государственных, которые росли почти ежедневно.
Набирал обороты дикий капитализм. Люди бросились продавать всё и вся, чтобы хоть как-то пережить это смутное время. С разваливающихся на глазах предприятий, потерявших хозяйственные связи, растаскивалось и продавалось всё, что можно было утащить или вывезти.
Люди словно с ума сошли. Продавались боевые корабли, самолёты и подводные лодки. На этом государственные чиновники несказанно обогащались. Народ России катастрофически нищал. Впрочем, он никогда и не был богатым. На нём богатели другие. С наступлением ельцинского капитализма это приняло беспрецедентные размеры. Честь, стыд, совесть и патриотизм были начисто забыты. Нажива – вот
Известно, что рыба гниёт с головы. Народу было с кого брать пример. И брали. А чего ж, им можно, а нам нельзя? Сейчас демократия. А потом наступило то, что народ справедливо назвал прихватизацией. Заработную плату начали получать десятками тысяч, потом сотнями. А вскоре в России почти все стали миллионерами. На всё это взирал президент и его команда, не зная, что делать.
Пропорционально росту цен началась и деградация авиационного техника Вячеслава Мыльникова, поскольку за бензин в основном расплачивались водкой, спиртом или обычным российским, вонючим пойлом – самогоном.
Нередко в жизни бывает так: то, что одним забава, другим – отрава. Мыльников проработал в авиации много лет, знал много авиационного люда, но не знал ни одного человека, который здесь в той или иной степени не пил. Это была традиция. Ведь в былые времена вся авиация держалась на спирте. Без него не уходил в полёт ни один самолёт. Спирта всем хватало. Одни пили ежедневно, но понемногу. Пили много лет и не спивались. Другие пили помногу и… пока не спивались. Но, осознав, куда скатываются, резко сбавляли темп.
Есть категория людей, которые пьют много и ежедневно, но выглядят, как свежие огурчики. Их выручает хорошее здоровье. Жить бы таким до ста лет, но они иногда не дотягивают и до шестидесяти. Но не деградируют, не опускаются до дна. Этим водка – забава. Есть деньги, водка и время выпить – выпьют, нет – ну и не надо. Как говорят, у них нет алкогольной зависимости, или она очень слабая. Хотят – пьют, не хотят – не пьют. Но есть категория людей, которые, вкусив алкоголя однажды, сами остановиться уже не могут. Эти хотят – пьют и не хотят – тоже пьют. Для таких людей водка – отрава. Это болезнь, это страшная болезнь. К такой вот категории и принадлежал Слава Мыльников.
А первые звоночки для него начались несколько лет назад, когда он ещё не был грязным, оборванным бомжом, а всего лишь временно безработным. Это была первая ступень деградации.
Тогда они работали в небольшом районном городке, где почти каждый знал каждого, а уж прилетающих в командировки лётчиков знали все. Как-то вечером после полётов выпили, как всегда, традиционные две бутылки на четверых и сидели, покуривая, в гостинице у телевизора. Но смотреть было нечего. На всех каналах (всего-то три) маячил президент СССР Горбачёв со своей надоевшей всем перестройкой и бесконечными словопрениями и обещаниями. На фоне абсолютно пустых прилавков магазинов это раздражало. Телевизор выключили и завалились спать. Что же ещё можно делать в пыльном и грязном городишке, который вдоль и поперёк можно было обойти за сорок минут?
– А мне спать не хочется, – сказал Слава. – Я, командир, пройдусь, подышу воздухом, по местному Бродвею прошвырнусь. Вернусь через часик.
Он надел форменный пиджак, поправил галстук, взял фуражку и вышел на улицу. Покрасоваться в форме Мыльников любил. Ещё бы! Лётчики здесь, на периферии, не частые гости и редкая женщина не оборачивалась им вслед. Именно так и происходило, когда он шёл по центральной улице городка. А то, что он не лётчик, а всего лишь техник – ерунда, на лбу же это не написано. Форма-то одинаковая.