Без Отечества…
Шрифт:
Время до встречи с Керенским двигалось какими-то кенгуриными прыжками. Вот я стою перед зеркалом в ванной, подбривая редкую по молодости растительность под носом…
… и вот уже прошло полчаса!
Чёрт его знает… Но я не раз и не два сталкивался с подобным феноменом, и кажется даже, читал, что согласно расчётам физиков, оно может для каждого человека идти со своей скоростью.
— Вот же пролезет в голову ерунда всякая… — озадачился я, выключая душ и переступая
… но на всякий случай я глянул на часы и поторопился. Чёрт его знает… но если верить часам, в душе я провёл более получаса, хотя кажется, едва успел ополоснуться.
Поездка в «Отель д'Эстре[iii]» не запомнилась решительно никак.
Вот я закрыл дверь квартиры и…
… вот я уже в кабинете Александра Фёдоровича, остальное выпало из моей памяти напрочь!
Осознаю себя стоящим перед премьером, и кажется, уже давненько. Помнится, в кабинет заглядывали какие-то люди…
… но кто, зачем? Позлорадствовать, наверное. Поглядеть на разнос.
« — Стресс», — вяло думаю я, глядя на то, как Александр Фёдорович беззвучно открывает рот, багровея лицом и показывая мне какие-то бумаги. Понимаю, что он не шутку разъярён, но безразличие, чёрт его побрал, полнейшее…
« — Пыжовский организм и так-то не железный, — некстати припоминается мне, — вот и аукнулось!»
Полезли в голову многочисленные случаи, когда раньше… ну, до слияния, я мог слечь с жуткой мигренью, просто накрутив себя, что, дескать, дворник со мной поздоровался как-то особенно неуважительно.
А потом болеть некогда и нельзя… Наверное, получилось у меня, как у фронтовиков, ночующих в сырых окопах без единого чиха, а потом, при попадании с нормальные условия, слегающих от малейшего сквозняка.
До поры организм может отыскать ресурсы, а потом всё… Вот наверное, у меня это «всё» и наступило. Чёрт, как не вовремя!
— Чертыхаетесь ещё? — взвился Керенский.
— Я что, вслух? — удивляюсь искренне, — Простите ради Бога, Александр Фёдорович!
Немного отпустило... мир снова стал цельным, хотя и несколько кадрированным, расплывчатым. Чёрт… как это всё не вовремя!
— А сейчас, когда все услышали вас в гневе… — я непроизвольно потёр слипающиеся глаза, — пожалуйста, выслушайте меня!
Глаза премьера округлились, и он снова начал вставать из-за стола, вцепившись в столешницу.
— Пять минут! — безучастно говорю я, выставляя вперёд растопыренную пятерню, — Ради Бога, выслушайте меня!
На эмоции нет никаких сил, осталось только чувство долга, да фамильное Пыжовское упрямство.
— Обмен царских долгов на территории бывшей Российской Империи неправомочен и неравноценен…
— Знаю, — бесцеремонно перебиваю его, и, подвинув стул, ближе к столу премьера, усаживаюсь напротив. Керенский, выдохнув с силой, сдержался, и, вглядевшись
— Быть может, вызвать врача, Алексей Юрьевич?
— Потом… всё потом! — отметаю предложение, — Выслушайте, хорошо?
— Здесь… — достав толстую тетрадь, протягиваю премьеру, — вначале тезисно, а далее развёрнуто — что, как и почему. Размышления. Предложения и… прочее.
Мысли в голове снова стали путаться, и я стал говорить рублёными фразами, экономя время и силы.
— Обмен долгов на территории — неравномерен и неправомерен, — повторяю его слова, — Всё так! Но это позволит получить помощь союзников здесь и сейчас, да не растянутую во времени, не в виде обещаний! Быстро! Много! Вовремя…
— Далее… — собираюсь с мыслями и продолжаю, — Отпуская национальные окраины, мы отнимаем у большевиков значительную, если не значительнейшую, часть их союзников! Более того, мы раскалываем их лагерь, прежде единый, на фракции. Не секрет, что некоторые большевики и социалисты, примкнувшие к ним, считают этот союз скорее вынужденной мерой.
— Они… — пожимаю плечами и машинально делаю глоток из невесть откуда взявшегося стакана с шустовским коньяком, — Пусть не все, но многие из них вступили в союз с Лениным прежде всего для того, чтобы добиться независимости для своих земель! Союз с большевиками они видят прежде всего средством для этого, не более. Хотя, разумеется, мировоззрения у них вполне социалистические! Различия, по крайней мере, наиболее значимые для нас, кроются в национальном или интернациональном подходе при построении общества.
— Так… — протянул Керенский, откидываясь на спинку стула, — Прибалтика и Кавказ, полагаю… не ново. Да вы продолжайте, Алексей Юрьевич, продолжайте! Это всё вещи вполне очевидные, но полагаю, они являются преамбулой к более весомым резонам.
— Обмен неравноценный, — благодарно кивнув, повторяю я, — но нам нужна помощь союзников! Здесь и сейчас! Нам нужно оторвать от большевиков сильнейшие кавказские землячества, латышские и прочие. Сейчас, Александр Фёдорович! Резко! Разом!
— Хм… — вскочив, премьер заходил по кабинету, — Так, так… Это уже не безынтересно! А почему к Извольскому-то пошли, Алексей Юрьевич?
Он требовательно уставился на меня.
— Репутация, — отвечаю коротко, снова вцепляясь в стакан.
— Простите? А! Переговоры за спиной Николая и заслуженная репутация франкофила! Спорно… хотя понимаю!
— Не принимаю, — поправился он, — но понимаю! Это… это авантюра какая-то!
— С другой стороны… — он пожевал губами, — по нынешним временам... Не вы первый, не вы последний! Удивительно только, что ваша зашла так далеко, что глава страны вынужден… вынужден участвовать в ней, отыгрывая написанную для него роль! Экий вы…