Без пощады
Шрифт:
— Нет, указанного я вовсе не лишен.
Он принялся плясать, изгибаться и кривляться, однако острие его клинка ни на дюйм не дрогнуло, упершись в адамово яблоко солдата. Он провыл несколько непристойных кабацких песен на ломаном алтейском, одновременно делая пассы свободной рукой, словно призывая Силы Тьмы.
— Вот и все, мой друг, — закончив кривляться, сказал Насмешник. — Работу подобную следовало проделать. На тебя наложено проклятие проказы. Чрезвычайно специфическое.
Солдат задрожал. Более ужасной судьбы представить было невозможно.
— Специфическое чрезвычайно, — повторил толстяк. — Указанная проказа
— Ты все понял? Единственная ложь — и проклятие начнет действовать. Через несколько часов твоя кожа пожелтеет. А через несколько дней плоть примется слезать с костей. Ты начнешь вонять, как залежалый мертвец. Слушай меня. Если наш господин генерал призовет неудачливого убийцу в качестве свидетеля, упомянутый должен говорить правду. Точную. Иначе…
Толстяк повернулся на каблуках, завершил прерванное дело, поймал лошадь и занял свое место в колонне. Все это время он продолжал хихикать про себя. Глупый солдат попался на удочку.
Приближаясь к Аль-Ремишу, Насмешник тихо ворчал и сыпал проклятиями, в то время как его спутники шумели совсем по иному поводу. Им не терпелось узреть Святой Город и посетить Святилище Мразкима. Насмешник же время от времени покрывался холодным потом. Для него наступало самое трудное время. Именно здесь он скорее всего мог встретить знакомые лица. Именно здесь обитал Сиди. И именно здесь перед Саджаком открывались самые лучшие возможности.
Армия Эль Надима, собравшись на краю чашеобразной долины, смотрела вниз на Аль-Ремиш.
— Где же те дивизии, которые я отправил раньше? — ни к кому не обращаясь, спросил Эль Надим. Солдаты должны были стоять здесь лагерем, ожидая прибытия командующего.
По мосту проскакал одинокий всадник. Поднявшись по склону, он прокричал:
— В Аль-Ремиш вы не вступаете! Повелитель повелел мне передать вам приказ двигаться на запад.
— Но…
— Такова воля нашего повелителя Ученика. — Было заметно, что посыльный испытывает некоторую неловкость. Он передавал приказ, который сам не одобрял.
— Мы проделали большой путь, и нам хотелось бы поклониться Святилищу.
— Может быть, когда вы вернетесь…
— Что здесь происходит? Что случилось? — спросил Эль Надим. — Наверняка за этим что-то стоит. Разве не так?
Посыльный едва заметно кивнул, но вслух произнес:
— Ученик запретил кому-либо со стороны появляться в городе. — Указав на южный склон долины, он добавил:
— Даже паломникам, даже если там только старики, женщины и дети.
— И военачальникам тоже? Неужели он меня не примет?
— Нет. Мне поручено принести вам извинения от его имени и передать его слова о том, что со временем вы все поймете. Он сказал, что с вами будут его молитвы. — С этими словами гонец развернул коня и начал спуск в долину.
После продолжительного раздумья Эль Надим произнес:
— Мы встанем здесь лагерем на ночь. Может быть, к утру он передумает.
Однако и утром ничего не изменилось. Казалось, что Аль-Ремиш полностью игнорирует присутствие армии.
Насмешник облегченно вздохнул, когда колонна возобновила движение по пустыне. Теперь, оказавшись в безопасности, он мог сосредоточить все внимание на Саджаке.
Безумный старец был чрезвычайно осторожен. В Аргоне он получил весьма впечатляющий урок.
Насмешник
Саджак завел себе телохранителей, не позволявших Насмешнику приближаться к старику.
Саджак для Насмешника становился настоящей костью в горле. С точки зрения Насмешника, для решения проблемы больше всего подходил яд. Субстанция, которая могла бы вызвать остановку сердца…
Остановка сердца. Саджак стар, и сердце его может быть слабым. Может быть, напугать его до смерти, использовав для этого магию внушения Вуду, с которой ему и Гучу довелось познакомиться в Ипопотаме?
Планы и задумки кружились в его мозгу словно пьяные бабочки. Разве его не считают колдуном? Почему бы ему не устроить представление, которое заставит старого мерзавца поверить в то, что он уже находится на пути в иной мир. Ведь Саджаку точно не известно, был ли Насмешник учеником Ариститорна или нет.
Через несколько минут Насмешник уже втолковывал какому-то солдату:
— Лично я утомился быть объектом постоянных нападок. — (Покушения на него уже давно перестали быть тайной). — Взгляни! — Он продемонстрировал весьма зловещего вида ядовитую ящерицу, более похожую на образец примитивного искусства, чем на живое существо. — Нашел указанную во вьюке. Терпение пришло к своему окончанию, и я обращаюсь к заклятию, которому обучился у господина Ариститорна. Оно будет разъедать ядовитое сердце старого хрена. Это медленное заклятие. Иногда проходят месяцы, прежде чем жертва погибнет. Красота его в мучениях пораженного. Не ведает он, когда конец наступит. Сейчас? Завтра? Хи-хи. Чрезвычайно трудно было постигнуть указанное заклятие, но сегодня я рад. Проклятие ещё более прекрасно тем, что ход его действия можно ускорить некоторыми каббалистическими процессами. Лично я, друг, не отличаюсь жестокость. Не люблю причинять вред даже чудовищу в виде этой маленькой злобной, ядовитой ящерицы. Но со стыдом должен признать, что с наслаждением буду взирать за агонией старого, отвратительного негодяя с замашками убийцы.
Он бродил среди воинов, повторяя одну и ту же речь. Толстяк пустил в дело все свое воображение, описывая ужасное действие заклятия. Вскоре он уже был почти уверен в том, что Саджак слышал от многих о его угрозах и напуган до потери пульса.
Однако… Однако новость могла и не произвести нужного впечатления. Саджак был старым циником и давно ничему не верил.
Вскоре первоначальная эйфория толстяка исчезла, и он понял, что избрал для мести самый глупый путь из всех возможных.
Саджак, сощурив свои подслеповатые глазки, продолжал следить за каждым шагом Насмешника. Насмешник победоносно ухмылялся и громогласно заявлял, что позже устроит тотализатор, в котором первый приз получит тот, кто точно угадает время смерти старца. Иногда он демонстрировал даже какие-то действия, якобы с целью ускорить приход к старому хрычу Черной Дамы. Постепенно Саджак стал все более проявлять страх. Его постоянная раздражительность и агрессивность усилились, а предсказания, которые он делал для Эль Надима, становились все более нелепыми.