Без права на измену. Ад в Раю
Шрифт:
— Пытать? Тебя клеймят и воспитывают, девочка. Знаешь, чем отличается воспитание от пыток? Правильно – целью. А у меня цель благая – твоё послушание, так что не кидайся громкими словами. Знаешь, как дрессируют животных? Думаешь, конфетками? Нет. Через боль. Примитивные существа могут понимать только одну параллель: непослушание влечёт страдание. Всегда. Третьего не дано.
— Я не животное, - попробовала вяло протестовать.
— Ха! – он рассмеялся. – А кто же ты? Мужчина? Человек? Личность? Чем ты отличаешься от условной лошади? Тем, что говорить умеешь? Так этот навык никому не нужен. Поверь, если
Легко сказать - спи! Уснуть в той позе, в которой меня зафиксировали, и без клеймения было бы не просто, а сейчас попросту невозможно. Болит адски. И чешется при этом. Надеюсь, Валера пошутил и просто хочет напугать меня. Скоро вернётся, отстегнёт наручники и позволит перелечь на нормальную кровать. А ещё даст обезболивающее и охлаждающую мазь. Но он не вернулся...
Вместо моего мужа утром появилась... старушка. Откуда она взялась? Женщины не приспособлены к труду, нас так учили. Мы не способны созидать, только разрушать. Поэтому лишившихся способности к размножению, отправляют в монастырь, там они могут молиться о будущем вымирающего человечества. Ни на что большее мы после окончания возраста фертильности не способны.
— Ты голодна, наверное?
Я замотала головой.
– Поешь немного, - у старушки оказался на удивление приятный голос.
— Не хочу.
— Забудь это слово, если хочешь жить, - она поднесла ложку манной каши с маслом к моему рту. – Теперь ты За Мужем навсегда. Молись о его здравии и благодари на коленях за то, что он не отправил тебя на перевоспитание.
— О чём вы говорите? Вы же тоже женщина! Он приковал меня к кровати, пытал... – я закрыла глаза и разрыдалась.
— Ну что ты такое говоришь? Валерий Соколовский – лучший мужчина на планете, - с восхищением в голосе произнесла моя нянька. – Он тебя спасает, а не карает. Подумаешь, клеймо поставил. Только подумай, сколько девушек мечтали бы увидеть его инициалы на своём теле? Болит? Так я сейчас мазюкой помажу. Через неделю даже не вспомнишь.
«Да, да, помажьте» - чуть не выкрикнула я, но вовремя сдержалась. Просто послушно начала есть предложенную мне кашу. Если ожоги воспалятся, и у меня начнётся горячка – перевоспитания не избежать. В школе нам немного рассказывали об этом процессе. Мне тогда казалось, что учительницы сами боялись этого слова, ведь у каждой из них был муж.
Перевоспитание...
«Мужчины иногда слишком добры к нам. Дарят цветы, подарки, говорят ласковые слова. Не думайте, что мягкий муж – повод превратиться в стерву. Ваша обязанность служить мужчине всегда, даже если он против, иначе...».
Когда я впервые услышала о перевоспитании, мне было лет двенадцать и нас повели на конюшню. Помню, как радовались девчонки, как мы все хотели посмотреть на лошадей и как в слезах ушли оттуда.
В тот день нас не учили верховой езде. Нам показывали, как воспитывают вздорных молодых кобылиц. Я помню их глаза, которые, казалось, прямо сейчас выскочат из орбит. Как они вставали на дыбы, как громко ржали от боли. Капельки крови на их боках и свист хлыста. Тогда я не поняла, почему именно кобылы. Никто не понял. Мы были слишком маленькими и не очень задумывались о своём будущем и о той реальности, в которой
— Хочешь добавки? – старушка положила прохладную ладонь на мой лоб.
— Вы кто? – мне кажется, добрая женщина добавила что-то в кашу, потому что я начала засыпать.
— Я – фея и желаю тебе только добра. Завтра будет новый день и твой муж, возможно, простит тебя. Не нужно держать на него злобу, нужно просто спать.
И я спала. Днями и ночами, просыпаясь лишь на несколько минут, чтобы переодеться и принять пищу. Бессмысленное забытьё, лишающее сил и воли, длилось неделю или две. С каждым разом просыпаться было всё сложнее, а засыпать... Такое чувство, что ты падаешь в огромную чёрную яму. Цепляешься за остатки сознания, но не можешь удержаться. Чернота поглощает тебя без остатка, отпуская лишь на мгновение.
— Я не хочу больше, не могу, - язык с трудом ворочается во рту, скоро я окончательно потеряю способность говорить.
— А мужа слушаться хочешь? – в этот раз старушка пыталась запихать в меня жидкое картофельное пюре с перемолотым говяжьим фаршем.
— Хочу. Вы обещали, что он придёт.
— Не обещала. Надеялась. Но ты сильно обидела его, дорогуша. Подожди, принесу тебе куриный бульон.
— Пожалуйста, позовите его – я извинюсь и... сделаю то, что он хочет.
«Просто закройте глаза. Представьте себе, что вы покинули своё тело и находитесь очень-очень далеко. Ваши руки и ноги больше не подчиняются вам. Думайте о хорошем и не пытайтесь сопротивляться» – так нас учили перед выпуском в школе.
Пусть мой муж подарит меня своим друзьям. Не каждый же день он будет это делать. Перетерплю. Все терпят. Зато смогу обрести свободу.
— Э, нет, девонька. Так не пойдёт. Сейчас я тебя немножко откормлю, а потом ты на коленях поползёшь во двор. Он должен убедиться, что ты теперь покорна.
— Просто выползти из дома на коленях? Хорошо.
Пусть будет немного унижения. В конце концов, я его заслужила.
— Это ещё не всё. Валерий хочет убедиться, что ты не опозоришь его второй раз перед друзьями.
— Убедиться? Как? – после горячего бульона мне стало лучше, я с паникой думала о том, что меня снова превратят в «овощ», если скажу что-то не то.
— Ты только эта... Думай о моей кашке. И о том, что если хоть пискнешь – придётся повторить. Раз десять. Если не получится, отправим тебя на перевоспитание.
Глава 7
— Снимите оковы, пожалуйста, - я попробовала пошевелить затёкшими руками.
— Э, нет. Сначала бульон доешь. Я за тобой ещё дня три понаблюдаю и только потом донесу Валере, что ты готова. Он не должен видеть тебя в таком состоянии.
Женщина поднесла зеркало к моему лицу.
— Видишь? Краше в гроб кладут. Ох, ох... Большая работа нам предстоит, милочка. Очень большая. Давай помогу тебе подняться.
Старушка отставила тарелку с бульоном и чуть ли не на руках отнесла меня в душ. Откуда столько сил в пожилой женщине?
— Вот, я для тебя табуреточку приготовила. Садись, деточка и ничего не бойся. Уж такова наша женская доля – терпеть. Думаешь, мне легко? Всё, что угодно лучше монастыря. Твой муж хороший человек, иначе меня не было бы здесь.