Без права на капитуляцию, Озеро_Kate

Без права на капитуляцию

на обложку

Озеро_Kate

Шрифт:

Маринетт первая должна была попросить у него прощения и сказать, что любит его любым.

Ему-то все равно, как она выглядит.

***

Адриану было абсолютно не все равно, как выглядит его супруга. Черт возьми, да он «Катаклизмами» с лица земли готов был стереть Бражника, всех его бабочек, а вместе с ними и злодея, посмевшего своими огромными ножницами отрезать хвостики его Леди.

Отрезать. Хвостики. Леди.

Да когда ему однажды в разгаре битвы руку чуть было не оторвало, Нуар не был так зол как сейчас.

А когда пряди не приросли обратно к голове после «Чудесного Исцеления» Кот вообще готов был скулить от горя и наброситься на только что освободившегося от контроля бабочки человека.

Самое ужасное, что Ледибаг восприняла свой новый имидж относительно спокойно — лишь пожала плечами да закатила глаза, глядя, как чуть ли не всхлипывающий Кот прижимает к груди те пряди, которые он успел собрать прежде, чем ветер разнес их по Парижу.

— Господи, Нуар, это просто волосы, — Баг потерла переносицу, понимая, что бесполезно сопротивляться, когда отчаявшийся муж пытается привязать к твоей голове то, что некогда было твоими же хвостиками. — Они отрастут.

— Этот… негодяй… покусился… на… мою… прелесть… — только и мог повторять потерявший почти-что-смысл-жизни герой, поняв, что отстриженные локоны самостоятельно прикрепить к голове любимой не выйдет, а до тех пор, пока они отрастут до нужной длины пройдет непозволительно много времени.

Как же бывшему злодею повезло, что он успел вовремя скрыться!

— Тебя во мне только волосы интересуют? — скрестив руки на груди, поинтересовалась Ледибаг.

— Тебе я тоже только бритым нравлюсь, — удивительно, но даже пребывая в отчаянии, герой не забыл о своей обиде.

— Если не побреешься ты, то это сделаю я. Налысо.

— Может, хотя бы эспаньолку?

— Хотя, —

Леди почесала подбородок, и глаза у Нуара загорелись надеждой, что любимая все-таки признала свое поражение. Увы, следующая ее фраза заставила Кота в ужасе содрогнуться: — Думаю, мне пойдет ирокез.

— Ты не посмеешь, Маринетт, — недоверчиво покачал головой герой Парижа.

Он, конечно, говорил, что будет любить свою Леди любой, и от этих слов не отказывался, но, черт возьми, зарываться пальцами в ее длинные пряди по вечерам, тереться щекой о макушку супруги утром после пробуждения — эти мелочи приносили Адриану ни с чем не сравнимое удовольствие. Черт возьми, да он по поцелуям не так сильно скучал, как по этому ритуалу! И Маринетт собиралась его лишить одной из самых больших радостей в жизни?!

— Ты же посмел себе бороду отрастить, — заметила женщина, демонстративно смотрясь в экран йо-йо, словно в зеркало, и прикидывая, какой участок ее головы волосы покинут в первую очередь.

— Если я побреюсь, ты вернешь хвостики?

— Если я пообещаю отрастить хвостики, ты пообещаешь, что забудешь о бороде и усах?

— Скрепим сделку поцелуем, моя Леди?

— Только воздушным, пока с твоего лица не исчезнут кусты.

***

Это была самая настоящая, жестокая, беспощадная, разве что не кровопролитная война. Ни одна из сторон не желала сдаваться, идти на уступки, искать компромисс, хотя ощутимые потери испытывали обе стороны. При этом, каждый думал, что именно он страдал больше всех, а посему отдавал предпочтение собственному упрямству, а не голосу разума, молившему о перемирии.

И она, наконец, завершилась. Но не обоюдной капитуляцией, а победой каждой из сторон. Ведь Адриан Агрест искренне считал, что добился того, чтобы Маринетт вновь отрастила себе волосы, а упрямая Леди знала, что больше никогда не увидит мужа небритым.

Вот только в один прекрасный день Адриан поймал себя на мысли, что уж ему-то ирокез бы точно пошел.

1 2