Без права на ошибку
Шрифт:
После эвакуации немцев из Поволжья Белка осталась жить на прежнем месте, так как была женой русского фронтовика, но агентурные связи, которые ранее поддерживала ее мать, нарушились.
В конце 1942 года ее посетил человек «оттуда», привез деньги, побеседовал и включил в небольшую мобильную диверсионную группу. Демаскировка крекинг-завода была одним из заданий Белки. Она назвала фамилии и адреса трех членов группы.
Пятичасовой допрос утомил и следователя, и Гольфштейн, но, прежде чем сделать перерыв, лейтенант Гобовда решил ещё раз уточнить кое-какие детали.
– Под какой фамилией приходил к вам посланец «оттуда»?
– Хижняк Арнольд Никитич.
– После эвакуации ваших родственников из города были еще встречи, кроме тех, о которых вы уже рассказали? Учтите, Гольфштейн, честное признание облегчит вашу вину!
Женщина пошевелила губами, потом с усилием подняла голову и снова попросила воды. Пила жадно, проливая воду на кофточку. Промокнула губы рукавом и заговорила быстро, взволнованно.
– Я понимаю, для меня все кончено! Еще девчонкой, в восьмом классе, я по поручению матери знакомилась с красноармейцами, командирами и узнавала от них многое. Я и замуж вышла по выбору матери за военного. И прямо скажу, была горда беззаветной службой своей родине – Германии. А когда мать умерла, я осталась совсем одна! Страх заставил думать. Нет, не о том, что поступаю неправильно, я боялась быть схваченной, умереть. Особенно когда Хижняк послал меня ползать в грязи с ракетницей. Это был ужас! Я хочу жить! Расскажу все, что знаю. Хотя и понимаю, что оказалась мразью…
– Остановитесь! Вы отвлеклись, Гольфштейн, и не ответили на вопрос.
– Хижняк, кроме денег, оставил мне посылку для другого человека.
Гобовда постучал по столу карандашом и тихо попросил:
– Успокойтесь. Сосредоточьтесь, Рассказывайте не торопясь, подробно.
– В тайнике, где вы нашли шифроблокноты, радиодетали и оружие, совсем недавно лежал ящичек, зашитый в парусину, с сургучными печатями. Очень похожий на посылку. Хижняк сказал, что за ним придет мужчина и представится: «Я Тринадцатый!» Мужчина не пришел, а позвонил по телефону. Мы встретились во дворе кинотеатра «Центральный» после последнего сеанса, и я передала ему посылку.
– Опишите его, – подсказал Гобовда. – Было темно… Выше среднего роста, плотный, голос грубоватый, в фуражке, в солдатском бушлате.
– О чем говорили?
– Ни о чем. Он только поблагодарил. Хотя нет. Подождите… Он спросил: «А усилитель здесь?» Я не знала содержимое посылки. Вот все! – Гольфштейн начала выдергивать ниточки из рукава и накручивать их на пальцы. Выдернув несколько ниток, подняла глаза, – Он был в солдатском бушлате без знаков различия. Когда прятал посылку под бушлат, на петлице мундира я увидела авиационную эмблему.
– Не ошибаетесь?
– Я хорошо знаю знаки различия. В это время он вышел из тени, а была луна.
– Тогда вы видели и лицо.
– Козырек… Большой, квадратный, закрывал… Лицо широкое.
– У вас начинает прорезаться память, Гольфштейн, это хорошо.
– Я устала.
Гобовда открыл тощую папку, вынул из нее бумажку, поднес к глазам женщины:
– Вот этот адрес найден
Ракетчица откинулась на спинку стула и прикрыла веки. Вяло и безразлично ответила:
– Не знаю. Такого не помню. Еще до войны мы всей семьей ездили в лесхоз отдыхать. Там заповедник, красивые места. Может быть, это кто-то из знакомых матери.
– Его фамилия? – резко спросил Гобовда.
– Чья? – встрепенулась Гольфштейн.
– Агента, которому вы передали посылку около кинотеатра.
– Я ж говорила. Он мне известен только как Тринадцатый.
Гобовда обмакнул ручку в чернила и протянул ее женщине, пододвинув к ней листы синеватой бумаги.
– Прочтите протокол допроса, подпишите и можете отдыхать.
Она расписалась, не читая.
Передав арестованную часовому, лейтенант Гобовда открыл окно, сел на подоконник и задумался. Допрос, длившийся трое суток, почти не продвинул дело. Есть косвенная наводка на какого-то Корня, есть словесный портрет Хижняка, а вот Тринадцатый – совсем темная лошадка.
Гобовда посмотрел на улицу. Редкие прохожие ещё различались в сгущающихся сумерках. В чистом небе вырисовывался серп луны. Шли машины с синими щёлками подфарников.
Глава 3. Экзамен
По авиашколе распространился слух, что приехала государственная комиссия. – Пока нет, но сегодня прилетит генерал со свитой, – уточнил пришедший из штаба старшина.
– Тыловик? – поинтересовался Шейнин. – «Гусей» не наставит в летные книжки?
– Не дрейфьте, генерал боевой! К нему в дивизию попасть считают счастьем! – старшина пошел вдоль коек. Его наметанный глаз заметил прикрытую газетой пару нечищеных, с налипшей грязью сапог, указав на них старшина недовольно проворчал, – вы, Шейнин, скоро будете офицером, а культуры ни на грош.
– А скажите, товарищ старшина, вы, конечно, лично знакомы с генералом? – курсант постарался отвлечь внимание старшины.
– Не заговаривать зубы! – Выхваченные из-под койки сапоги полетели на середину казармы. Белейшим носовым платком старшина аккуратно вытер руки. – За нечистоплотность – наряд вне очереди!
Шейнин вытянулся и свел босые пятки:
– Есть! Понял! Драить полы – знакомая и непыльная работенка. Но смею заметить…
– Жень-ка! – укоризненно протянул Тугов, и Шейнин, скорчив недовольную мину, замолчал.…
* * *
На аэродроме трубно ревели двигатели, самолёты вешали в штилевом воздухе пыльные занавески. Звонкие голоса запрашивали у руководителя полётов разрешение на посадку, и он довольно улыбался, когда тяжёлые горбатые машины нежно проглаживали траву у посадочного знака, и крякал, видя грубую встречу с землёй.
Но вот в трубный рев штурмовиков вплёлся мягкий рокот. Из-за Соколовой горы выплыл транспортный самолет СИ-47. Красиво подвернув на посадочную полосу, он сел и подрулил к командному пункту. Из кабины вышел пышноусый генерал, за ним несколько офицеров.