Без права на поражение (сборник)
Шрифт:
свидетель, а вы — обвиняемая, и очень возможно, что я вас задержу дольше, чем вы бы хотели...
— Все это так серьезно?
— К сожалению, да. Продолжим наш разговор, Светлана Владимировна. У меня есть
основания утверждать, что билеты, потерянные вами вместе с деньгами в магазине, не
принадлежат ни вашей домработнице, ни вашему мужу.
— Если вы все знаете, зачем спрашиваете?— осведомилась она не слишком вежливо.
Ивану Петровичу уже надоело делать замечания,
говорить.
— Я обязан уточнить все детали приобретения этих выигрышных билетов, потому что
речь идет о серьезной уголовной ответственности. Связанной с лишением свободы.
— Выясняйте.
— Я и пытаюсь это делать.
— Билеты эти тоже мои,— ответила она нервно. Подумав, объяснила: — Я купила их
также на свою премию, кроме того, добавляла другие деньги, а сослалась на мужа и
домработницу по известным уже вам мотивам...
—— Вполне удовлетворился бы таким объяснением, не будь противоречий в ваших
заявлениях как сегодняшних, так и прошлых. А что вы можете сказать о тех билетах, которые вы
передали матери в Запорожье? Они тоже куплены на премиальные деньги?
— Возможно.
Иван Петрович видел ее испытующий взгляд.
— Кто тратит такие деньги на лотерейные билеты, когда уезжает в отпуск?
— Я купила их задолго до отпуска.
— Почему вы не получили выигрыш в Свердловске? Вы полагаете, что таким образом
оригинальнее помогать родителям?
— Это мое дело!
— Если бы! — воскликнул Иван Петрович.— Мне очень горько разочаровываться в вашей
добропорядочности, но служебный долг обязывает меня...
— Прошу не грубить!
— Не намерен,— ответил Упоров,— но хочу познакомить вас с одним разговором, который
произошел здесь раньше. Послушайте...
Кнопкой на внутренней стороне столешницы он включил магнитофон, и над самой
головой Хоминой, из маленького динамика, установленного на несгораемом шкафу, послышался
голос Екатерины Клементьевны Бекетовой...
Ровная и спокойная речь свидетельницы, казалось, не доходила до Хоминой. Светлана
Владимировна положила ногу на ногу, обхватила колени ладонями и думала о чем-то своем.
Иван Петрович только подивился ее самообладанию, которое вначале она, казалось, утратила.
Когда лента кончилась, Хомина не шелохнулась. Она продолжала думать.
— Что вы на это ответите? — спросил он тогда.
— Она сказала все правильно, вы же сами слышали: мне было неудобно говорить о
выигрышах потому, что я фининспектор. А насчет наших отношений с Юрием, так это ее
собственное мнение, на которое я даже не обижаюсь. Каждый понимает людей по-своему.
— Ну что ж... Я думаю, на
— Я могу быть свободна? — спросила она с облегчением.
— Нет,— вздохнул он.— Вынужден разочаровать вас. Я принял решение о вашем аресте.
— Аресте?
— Да.
— Но я на работе!..
— Думаю, что это уже не имеет значения.— И, видя, как ужас против воли сковывает ее
всю, добавил с сожалением:— Закон есть закон, Светлана Владимировна.
Первый день допросов ободрил Ивана Петровича, но не настолько, чтобы он всецело
занялся Хоминой. Напротив, он готовился к новым неожиданностям, и они не замедлили
явиться.
В тот же день к вечеру он получил справку о премиальных Хоминой, а
предусмотрительный помощник приобщил к ней еще и выписку из приказов о ее
командировках. Премии Хомина получала почти ежемесячно. Это были разные суммы, но факт
оставался фактом, какая-то часть ее показания приобретала неопровержимые доказательства.
Более того, выписка из приказов о командировках могла стать в ее руках тоже средством
защиты, если она сумеет ею воспользоваться. И во время распространения пятого, и во время
распространения шестого выпусков Хомина выезжала в командировки по месту продажи
обнаруженных у нее билетов.
Встречаясь с ней на допросах, Иван Петрович старался получить лишь более
определенные ответы на вопросы, заданные при первом разговоре, намеренно не раскрывая
главных сведений, которыми располагал.
К его удивлению, Хомина сама сочла нужным объяснить, что сто билетов до ее отпуска
были подброшены ей во время работы ликвидационной комиссии. Не учитывать этого заявления
он не мог, потому что о показаниях Пустынина по этому поводу Хомина знать не могла.
Но во всем этом деле имелась одна особенность. Хомина не была преступницей
уголовного пошиба, ведомственной проходимкой или мошенницей. Она пошла на преступление,
несомненно, впервые. Все, кто ее окружал и кого ей удалось сделать прямыми или косвенными
участниками своего злоупотребления, оказались людьми, также далекими от подобных вещей. И
это сумело благотворно отразиться на всем следствии, так как избавляло Упорова от траты
времени на беседы со свидетелями об их гражданском долге. С первой встречи с ним стала
откровенной Аня Куркова. Как он и ожидал, поняла его и Екатерина Клементьевна Бекетова. В
Пустынине он также почувствовал человека, не умеющего лгать, хотя и не надеялся встретить в
нем союзника: Пустынин скорее постарается облегчить положение Хоминой. В этом смысле он