Без права на возвращение
Шрифт:
Веди в мой вымышленный город, вымощенный золотом.
Во сне… я вижу дали иноземные,
Где милосердие правит, где берега кисельные…
Встречных машин почти не было и это усложняло дорогу потерей ориентиров. Еле различимые лесопосадки вдоль дороги немного позволяли корректировать курс. В один из разрывов между ними машину швырнуло очередным порывом ветра и правое колесо зацепило край обочины. Машина начала крениться. Руки на руле задрожали от напряжения в попытке удержать автомобиль на прямой и хоть на микрон вывести его налево. В салоне от вибрации задребезжали стёкла. Сашка старался
– Приехали?
– Нет ещё. Скоро приедем.
– Давай я поведу.
– Спи…
И приятель снова уронил голову на грудь. Лицо горело, словно тысячи маленьких иголок впились в лоб и щёки. Но сонливость прошла. «Надо бы было у Степаныча тулуп взять. Вот так застрянем или заглохнем, замёрзнем к чертям», – подумалось ему.
Метель не сдавалась. Теперь уже, помимо низовой, поднялась верховая: миллиарды снежных снарядов, словно мчащиеся навстречу звёзды, слепили глаза. Ощущение космоса стало передаваться не только зрительно, но и физически. Тело стало невесомым, и состояние полёта среди безбрежного снежного пространства возрастало внутри Сашки с каждой минутой. Тошнотворный ком волнения, тревоги и отчаяния подступал к горлу. «Останавливаться нельзя, надо двигаться хоть черепашьим шагом, – думал он, опасаясь в очередной раз зацепить обочину. – Если застрянем, замёрзнем».
Он попытался переключиться на дальний свет. Снежная вьюга тут же встала белой непроницаемой стеной перед глазами. На какое-то время он даже потерял ориентацию, словно ослеп и поспешил снова переключиться на ближний. Сашка не мог понять, на каком отрезке пути они находятся и насколько далеко это от дома. Потеряв способность определить время и пространство, он снова разволновался и вслух, вполголоса, произнёс:
– Так. Двадцать вёрст по прямой. После поворота ещё километра четыре, потом ещё три- четыре до развилки. И ещё два до дома… Неужели мы ещё не проехали двадцать километров?!
Именно, в этот последний момент он успел выхватить взглядом злополучный поворот и, крутанув резко руль вправо, а затем влево, чтобы уйти от заноса, чудом вписался в дорожный вираж.
Направление ветра сменилось и стало полегче. Теперь снег не бил в лобовое стекло, а лепил сбоку. Вьюга засвистела сквозь зазоры в неплотно прилегающие двери. Этот звук напоминал злобный визг стаи озверевших собак, стремящихся во чтобы-то ни стало ворваться внутрь машины. «Надо завтра не забыть подрегулировать замки и уплотнители поменять».
Внезапно, на долю секунды, погас свет фар и тут же вспыхнул вновь. «Этого ещё не хватало. Скоро должен быть второй поворот». Через пару сотен метров ситуация повторилась, и несколько мгновений машина двигалась в кромешной темноте. Он сбавил ход, съехал на предполагаемую обочину, включил «аварийку» и остановился. Почти в то же мгновение свет замигал энергичнее, и Сашка переключился на «габариты».
– Пашка, вставай, – растолкал он друга.
– Приехали? – основательно заснувший напарник встрепенулся,
– В Караганде. У нас проблемы какие-то со светом, пойдём, посветишь. Машину не глушим.
Застегнув наглухо «молнии», надвинув капюшоны курток и с трудом открывая двери, преодолевая сопротивление ветра, они приподняли крышку капота. Всё подкапотное пространство было забито снегом, лишь на коллекторе и блоке цилиндров пузырилась талая вода.
– Ох, ё! Тут Степанычевой лопатой выгребать. Наверное, коротит где-то? – предположил Павел. – Давай я колодку гляну.
И он, засучив рукав погрузился в снежное месиво, нащупывая только ему ведомую причину неполадки.
– Ты там пока предохранитель посмотри, может неплотно сидит или от перегруза подгорел.
Сашка присел на колени. Ветер рвал дверь из рук, забрасывая в салон охапки снега.
– Вроде бы, нормально.
– Ты там пошебурши в держателях, – стремился перекричать шум ветра Пашка. – Бля, рука окоченела…Нашёл! Колодка ослабла.
– Садимся!
– Сейчас, от снега немного очищу!
– Садись, с открытым капотом ещё больше насуропит…
Они запрыгнули в машину и захлопнули двери. Вентилятор охлаждения двигателя натужено загудел и в салоне запахло гарью.
Вырулив с обочины и переваливаясь через языки сугробов, начинающих образовываться на дороге, они продолжили путь. Вскоре друзья миновали второй поворот.
– Ещё немного и развилка, а там до дома рукой подать, – потирал замёрзшую руку Пашка. Сашка молчал, у него сильно замёрзла левая нога, и он поджимал её поближе к печке, чтобы согреться.
– Завтра в клуб пойдём?
– Подожди ты «про завтра», давай до дома доедем.
Неожиданно из снежной пелены, слепя встречным светом, вырос тёмный силуэт большегруза. Державшийся середины дороги Сашка, вцепившись в руль, впритирку прошёл рядом с бортом.
– Откуда этого чёрта вынесло?! Возьми правее! А то они нам зеркала снесут.
– Ага! Пока ты спал, я уже брал правее. Сейчас бы в сугробе ночевали. Он тоже боится с дороги улететь.
– Вроде бы поменьше метёт, прибавь газку.
– Нет, а то развилку проскочим.
– Да я смотрю, – отозвался Пашка, прильнувший к правому окну.
«Всё-таки Степаныч был прав, надо было заночевать. Или пораньше выезжать. Да и машину придётся около двора бросить, какой смысл чистить ворота, всё на ходу заметает, – размышлял Сашка. Он почувствовал, как усталость опустилась пудовой тяжестью на плечи, руки стали непослушными, словно деревянными, – Скорее бы доехать».
– Развилка! – неожиданно крикнул Пашка, и он резко рванул руль вправо.
Машину занесло. Задние колёса юзом заскользили по дороге, поднимая столб снежной пыли, и «Нива», кренясь и заваливаясь набок, свалилась по снежному настилу под обочину. Мотор взревел и, захлебнувшись, заглох.
Тихо. Темно. Кто-то из них застонал.
– Живой?
Тишина.
– Санёк? Ты живой?!
– Да живой я, живой, – застонал Сашка.
Они висели вниз головой на ремнях безопасности. Пашка почувствовал: что-то капало на лицо, но, судя по запаху, не бензин. Он, подобно мухе в паутине, беспомощно затрепыхался, но высвободиться не удалось.