Без права выбора
Шрифт:
Это глубокое заблуждение, потому что в душе была выжженная пустыня, завывал ветер, а из глаз вот-вот польется дождь. В таком состоянии я сама была для себя опасна.
— А потом… Что будет потом, когда ты прилетишь? – тихо спросила, смотря в красивое лицо, переминаясь с ноги на ногу.
— Откуда мне знать, Катя. Я не привык заглядывать в будущее, но хочется надеяться, что все будет хорошо. По крайней мере, я бы этого очень хотел.
Так мечтала услышать другие слова. И поняла, что не смогу сейчас войти в здание аэропорта. Потому, что это неправильно. Тяжесть внутри стала просто невыносимой, когда я представила, что это наша последняя
— Я никуда не полечу, – твердо произнесла.
Он грустно улыбнулся. Знал, что так отвечу? Знал. Увидела это в его глазах. Поэтому отдалился и переехал на другую квартиру? Избегал меня, отваживал от своего внимания, чтобы мне было проще сказать ему сейчас «нет»? Но проще уже не получится ни при каком раскладе, потому что я любила его.
— Хорошо, – вложил руки в карманы брюк.
Я понятия не имела, что делают в таких случаях. И, наверное, до конца не осознавала, как будет тяжело забыть об этом человеке и вытравить все воспоминания о днях, проведенных вместе с ним. Но, возможно, только так смогу понять, правильно ли поступила?
— Мой водитель отвезет тебя.
— Не нужно. Я сама, – ответила сдавленным голосом.
Все казалось не взаправду. Меня не покидало давящее ощущение, что сейчас я оставляла с ним частичку себя. Понимал ли он это? Случилось столько всего за такой короткий срок... Но именно Дима стал тем человеком, который напитал меня силами, изменил и в то же время причинил самую сильную боль...
— Катенок, – услышала в спину его голос и слегка обернулась. – Обещаешь позвонить, если понадобится помощь?
Даже не верится, что сама сейчас отказывалась от мечты, которую еще нескольких дней назад рисовала в своем воображении. От крыльев за спиной можно было избавляться, как от ненужного хлама. Навряд ли они снова срастутся и я смогу взлететь так высоко еще раз.
Ничего ему не ответив, я взяла сумку из машины и направилась к такси. Забралась внутрь и назвала водителю адрес квартиры, которую снимала с Кариной. Мне стоило огромных усилий не обернуться в его сторону. Было очень больно, но я не проронила ни слезинки. Смотрела всю дорогу отрешенным взглядом в окно и представляла лицо Димы. Он с такой легкостью отпустил меня…
В квартире стоял запах плесени, а на вещах лежал слой пыли. Я открыла окна, проветрила помещение и занялась уборкой. А позднее вечером, когда в тысячный раз прокручивала в голове сцену прощания, расплакалась, сидя на стуле в прихожей. Растирала слезы по щекам, а от этой тоски и осознания, что мы больше не будем вместе, хотелось лезть на стену. Но я точно знала, что поступила правильно. Если бы полетела, то перестала себя уважать. Сколько можно быть бесхребетной дурочкой?
Первые дни казалось, что он вот-вот придет и скажет, как сильно скучает и не может без меня, но время шло, а порог моей квартиры никто не переступал. Я постоянно оглядывалась на улице, когда видела машины, похожие на его внедорожник. И без конца думала о Диме, представляла, чем он занимается, несколько раз даже порывалась набрать его номер, но что-то останавливало от этого шага. Гордость? Возможно.
Между нами не было красивой и трогательной истории любви, но он задел внутри меня такие струны, о существовании которых я даже и не подозревала. Навряд
После работы возвращалась домой через парк и всегда задерживалась в нем. Долго сидела на лавочке и наблюдала за людьми. Вспоминала наши с ним последние дни, наполненные счастьем и теплом, и не могла поверить, что ничего этого больше не будет. Я отвлекалась от этих мыслей лишь на работе. А дома по вечерам садилась за краски. Вернулось желание рисовать. Жизнь потихоньку возвращалась к обычному ритму, но внутри образовалась огромная дыра, заполненная до краев дикой тоской по человеку, который взял и отпустил… Просто отпустил… И больше не пытался вернуться.
В один из дней мне позвонил адвокат отца и сказал, что через месяц назначено новое слушание по пересмотру его дела, а я сильно этому удивилась. Видела в новостях, что Агафонова посадили, но и подумать не могла, что Дима решит продолжить процесс по освобождению моего отца. Но теперь появился повод позвонить ему, чтобы поблагодарить, но... я боялась. Внутри все сжималось от одной только мысли, что может не ответить или сказать что-нибудь холодное и безразличное. Все мои порывы набрать его номер заканчивались одинаково: у мольберта, с кисточкой в руках и огромным комком в горле. А может и не нужно было никому звонить? Ведь он десятки раз мог наплевать на свои принципы и приехать ко мне, если бы действительно этого хотел... Если бы я была ему нужна...
Дима
— Твою мать, – выдохнул я, ознакомившись с заключением анализов, присланных Ингой мне на почту.
Как истукан смотрел на прыгающие в глазах строчки, в которых черным по белому было написано, что Катя находилась в положении. И не понимал, что испытывал в это мгновение. Радость? Облегчение? Потрясение? Все вместе взятое? Кажется, как идиот сидел с улыбкой до ушей и просто не мог в это поверить. Мне стоило больших усилий не нарушать ее границ все эти дни. Я едва сдерживался, чтобы не появиться на пороге ее квартиры и не обрушить на нее то, как безумно соскучился, что уже подыхаю от этой беспросветной тоски.
Почти сразу же раздался звонок от Инги. Я ответил, вчитываясь в строчки снова и снова. Я чертов везунчик, не иначе! Отец...
— Я не обязана была пересылать тебе это письмо и нарушаю врачебную этику. Если она обратится в суд, будешь урегулировать этот вопрос без моего участия и имени. Понял? Но мне показалось, что девочка ушла с приема сильно расстроенная. Не мое дело, Дима, но аборт в ее случае крайне нежелателен. И это я сейчас не с психологической точки зрения говорю, а как специалист, который собирается вести Катину беременность. Я же просила вас повременить! Ну что ты молчишь?
— Ты же и слова вставить не даешь, – усмехнулся. – Что от нас требуется? – я слушал ее вполуха и уже вовсю мечтал о том, как поеду сегодня к Кате и никуда больше не отпущу любимую.
— От нас? – переспросила с сарказмом Инга. – Титова сказала, что будет воспитывать его одна...
— Ага, сейчас, – рассмеялся. – Пусть помечтает.
— Дима… – в голосе Инги послышалась твердость. – Она худая и бледная. Я просила вывезти ее к морю. Ты выполнил мой завет? Нет! Но ребенка ей сделал. Значит так… Пока все перелеты и путешествия вам запрещаю вплоть до второго триместра. А потом на море, к солнцу, в тепло и за хорошими впечатлениями. Слышишь меня?