Без семи праведников...
Шрифт:
— Что толку препираться-то, Чума? Что будет у Бонелло — то и бери…
Чума кивнул и отбыл. Вопреки сказанному шутом Альдобрандо, Песте вовсе не собирался ночевать в церкви.
У него были на эту ночь совсем другие планы…
Глава 10
К тому времени, когда стражники сменили ночной караул у потайных ходов, по внутреннему двору замка уже сновали лакеи, камердинеры, шталмейстеры, оруженосцы, цирюльники,
Четверо всадников появились из центральных ворот замка и исчезли в туманном мареве узких улиц. Миссия Тристано д'Альвеллы, Аурелиано Портофино, сенешаля Антонио Фаттинанти и референдария Донато Сантуччи была проста: им предстояло встретить у северных ворот отряд Дона Федерико Гонзага, маркграфа и первого герцога Мантуи, и проводить гостей в замок, где их ожидал торжественный приём. Визит был давно оговорённым и родственным — отец нынешнего герцога Мантуи, ныне покойный Франческо Гонзага, был братом вдовствующей герцогини Елизаветы, любимой тётки, усыновившей Дона Франческо Марию, а жена Франческо Марии, донна Элеонора, была сестрой нынешнего герцога Федерико Мантуанского.
При этом Тристано д'Альвелла, хоть и вовсе не ложился в эту ночь, заботясь об организации приёма, выглядел бодро, мессир Портофино, хоть спал не больше пяти часов, улыбался, но толстяк Антонио Фаттинанти откровенно зевал, а вот Донато ди Сантуччи выразил даже желание, чтобы чёрт унёс всех мантуанцев подальше, если из-за них приходится подниматься ни свет, ни заря.
— А что вы делали ночью, дорогой Донато? — с простодушием истинно монашеским поинтересовался инквизитор. — Легли бы пораньше…
Он и лёг, гневно сообщил референдарий, да в очередной раз стал жертвой чумовых проделок и изуверских шуточек дружка его милости мессира Портофино — наглеца Чумы! Тот, видимо, откуда-то пронюхал, что донна Бартолини решила провести минувшую ночь со знатоком законов неба синьором Дальбено. Ради этого выдающегося прорицателя она отодвинула всех своих любовников и ждала его за лёгким ужином. Но шельмец Чума нагло перекосил констелляции небесных светил, и когда синьор Дальбено, мудрейший звездочёт, очевидно, обманутый благоприятным прогнозом звёзд, крался в спальню донны Франчески, треклятый шут погасил факел на стене в коридоре и подставил под двери статс-дамы несколько ночных горшков, разумеется, не порожних. В итоге астролог споткнулся об один горшок и тут же упал в другой, тот же оказался привязанным ещё к двум другим, стоявшим в нише наверху. За ними Бог весть откуда свалились ещё два. Горшки, стукнув незадачливого звездочёта по лбу, опрокинулись, в итоге астролог выделался в дерьме по самые уши и наделал столько шума воплями и проклятиями, что перебил его, Донато, самый первый и сладкий сон. А после, под крики донны Бартолини, выскочившей из спальни и тоже поскользнувшейся на скользких испражнениях и перепачкавшейся от носа до пяток, о сне и мечтать уже не приходилось! Потом мерзкая вонь распространилась по всем этажам замка, а Джулиано Пальтрони, банщик, как назло, ночевал в городе, где собирался договориться с отцом Луиджи в субботу крестить новорождённого племянника, и некому было открыть баню, интендант же Тиберио Комини все запасные ключи унёс с собой да и канул невесть куда.
Когда мессир ди Сантуччи закончил рассказ, трое его слушателей едва держались в сёдлах. Д'Альвелла истерично хохотал, поминутно вытирая выступавшие на глаза слёзы, Антонио Фаттинанти злобно хихикал, Портофино тоже покатывался со смеху.
— Видимо, транзиты Марса умножили в эту ночь опасность шляться в потёмках, зловещий же Сатурн в экзальтации, отвечающий за опасность выделаться в дерьме, по силе проявления превзошёл Юпитер в изгнании. В итоге аспекты этих светил в пределах орбисов, покрываемых планетной конфигурацией, и привели к столь трагическому событию, —
— Да, видимо, светило, которое он принял за Ночной Дом Венеры, оказалось Ночным Домом Дерьма, — уточнил Портофино.
Его собеседники уже не хохотали, но стонали от смеха.
— Умница. Это он за гороскоп герцога с ним посчитался, — промурлыкал, смеясь, подеста. — Поделом гадине.
— Ну, Чума, ну, чудовище, — с лукавой улыбкой покачал головой инквизитор. — Но всё же человек он удивительный. Ведь собирался нынче в город, дела у него, но не мог уйти, не напакостив еретику и пройдохе. Какая ответственность и чувство долга! О, однако, господа, вот и те, кого мы ждём.
С высоты городских стен все заметили кавалькаду в роскошных одеяниях, и едва успели успокоиться, как мантуанцы и сопровождающие их два дипломата папской курии уже миновали городские ворота.
День и вправду оказался пасмурным. Чума и его банкир Джанмарко Пасарди, обсудив текущие дела, зашли в городские конюшни. Барышник Альджизо Тренуло торговал дивного племенного жеребца Люциано, вороно-муаровой масти с серебристым отливом, сына знаменитого Лабаро и кобылицы Темериты, и Песте, оглядев и ощупав коня от путового сустава и яремного желоба до седалищного бугра и ахиллова сухожилия — нигде не смог найти изъяна.
Узнав цену лошади, банкир перекрестился, а Песте, узнав, что время близится к четырём, заторопился в замок, распорядившись на следующий день привести жеребца в герцогские конюшни, заявив, что, если его одобрит и герцогский конюший Руджеро, он, Песте, купит Люциано. Такая лошадь стоит восемьдесят дукатов.
Мессир Пасарди осторожно спросил, имеет ли мессир Грандони недвижимость за городом? Дом в городе он арендует? Чума удивился. После смерти старшего брата он продал фамильный дом в Пистое, в Урбино купил дом, но жил, в основном, при дворе, изредка навещая своё жилище. Будущее его было смутно и неопределённо, он и сам не знал, что будет с ним завтра — что за смысл был вкладывать деньги в землю Урбино? Хотя мысль о загородном доме, где можно было бы вдали от суеты коротать вечера за трапезами с Лелио, была привлекательной.
— Нет, дом я купил. Но за городом у меня ничего нет.
Мессир Пасарди вежливо заметил, что часто выступает посредником при сделках с недвижимостью и сейчас как раз продаются два прекрасных участка — неподалёку от Пьяндимелето и Монтекальво. Первый, с замком, великолепным садом и виноградником, двумя колодцами, почти сто акров земли. Первый — девятьсот пятьдесят дукатов, второй дешевле, семьсот, но он и похуже. Чума понял, почему банкир расхваливает ему недвижимость — видимо, продавец пообещал недурной процент, а кому же и покупать замки, как не тому, кто выкидывает восемьдесят золотых за кобылу?
— Я слышал, что вы — любимец герцога, и он весьма шедр к вам.
Жалование шута было около семисот дукатов в год, а частые подарки его светлости, ещё и удваивали эту сумму. Семейное состояние, оставшееся теперь одному Грациано, исчислялось четырьмя тысячами золотых, не считая дома, за который было уплачено семьсот флоринов. Грандони обещал подумать.
Чума был в прекрасном настроении. Накануне ночью он выследил-таки мерзопакостного Дальбено в его похотливых вояжах и сыграл с ним очаровательную шутку. Самым трудным оказалось раздобыть дерьмо, но тут Господь вразумил Песте воспользоваться выгребной ямой на внутреннем дворе. А дальше всё прошло как по нотам. Пожаловаться герцогу глупец не сможет: тот занят с Доном Федерико, а и пожалуйся он — Дон Франческо Мария только расхохочется. Да и как дурак объяснит, что делал в полночь в покоях фрейлин? Если же мерзкий звездочёт всё же добьётся расследования — им займётся подеста, и шансов найти виновника происшествия не будет. «Это научит тебя, мерзавца, лживые гороскопы составлять», зло пробормотал Песте.