Без Веры...
Шрифт:
Переходя то и дело с бега на шаг, я обдумываю идею, пришедшую мне в голову во время разговора с Глафирой. Изначально хотел подарить ей часы к дню рождения, но при здравом размышлении не то чтобы вовсе отмёл в сторону, а скорее отложил на потом. Мне не жалко, но сёстры могут обидеться…
А вот собирать из тикающего хлама нечто удобоваримое на продажу… почему бы и нет?! Не как основной способ заработка, а именно как побочка. Под заказ.
Подарю часы девочкам, а они не смогут удержаться — разболтают непременно! Обе они ещё
Круг общения у них обширный, но в основном это девочки из таких же полунищих дворянских семей, разночинцы и мещане из тех, кого с некоторой натяжкой можно назвать интеллигенцией. Исторически так сложилось, можно сказать.
Как-то оно не так крепко дружится, когда одни остаются на всё лето в городе, а другие переезжают на дачи или в собственные именьица. Не то чтобы девочек вовсе не приглашали… но здесь папенькина фанаберия включается.
Зря, как по мне! Дача, это ведь не только свежий деревенский воздух, парное молоко и прочее веганство. Это ведь ещё и непринуждённое общение с противоположным полом.
Где барышня из хорошей семьи может познакомиться с приличным молодым человеком? Театр, прогулка в парке и… собственно, в городе больше негде!
А дача — это целый мир, где люди более-менее одного социального положения всё лето общаются в непринуждённой обстановке. Общение, социальные связи… и папенькина гордыня! Мы ж Пыжовы! Невместно!
Всё ждёт, что Юсуповы и Шереметевы вспомнят, что прадеды в одном гвардейском полку служили, я так понимаю. Каз-зёл упоротый!
В общем, связи у них всё больше среди таких же небогатых одноклассниц, а это…
— А чёрт его знает, — выдыхаю на бегу, пугая какую-то закрестившуюся старушку, — Может и выйдет что, а может — пустышка!
На Сухаревке я не то чтобы свой, но ориентируюсь неплохо, да и кое-какие подвязки среди здешнего люда имеются. Лишними не будут!
Я не папенька, родословной не кичусь и местничеством не страдаю, а знакомство с дельцами, связанными с миром уголовщины и контрабанды — это не то, чем можно пренебрегать в преддверии Революции! С откровенным криминалом не связываюсь, а в остальном… если человек здоровается за руку с полицейским офицером, то кто я такой, чтобы брезговать таким знакомством?!
Здесь несколько мест, где постоянно продают часы, но мне сюда не нужно. Я целенаправленно ищу тех, для кого этот товар случайный, затесавшийся разрозненных фарфоровых тарелок, табакерок и стеклянных шариков, Бог знает, для чего предназначенных.
Цену своему товару они обычно не знают, и прикидывают «на глазок», а мне того и надо! Художественного вкуса у таких людей обычно не имеется, и можно купить очень тонкую работу по серебру буквально по цене лома.
— … почём? — тыкаю пальцем в крепко помятый серебряный корпус. Не уверен, но кажется, выправить его можно без потери художественной ценности.
— Пять рублёв! — выпаливает рыжеусый
— На лом продай, — равнодушно советую ему и иду дальше. Он не первый и не последний, я вообще не настроен покупать что-либо здесь и сейчас. Это скорее разведка боем, пристрелка! Повезёт, и наткнусь на что-то путёвое? Возьму. А нет… так я каждый день здесь бываю!
— Стой! — окликает он меня, — Да стой же ты!
Останавливаюсь нехотя. Не он первый, не он последний… это игра не в одни ворота, и многие торгованы пытаются вешать мне лапшу на уши, втюхивая всякий хлам в стиле цыганского НЛП.
— Погодь, — он разглаживает усы и подходит, за рукав подтягивая к своему прилавку, — мине Михаилом зовут! А ты тот парнишка, што книжки вот так вот — фыр-р! Пролистал, и на всех языках понимаешь?
— Не на всех, но если фыр-р, — чуть улыбаюсь, но без ехидцы — так, чтобы показать, будто оценил удачную метафору, — то наверное я!
— Ага, — кивает тот, — вот и познакомилися! А ты ето… с часами также могёшь?
— Не настолько, — признаюсь ему, будто сожалеючи, — починить или вовсе собрать могу, но на часового мастера не тяну.
— Ага, — озадачивается тот, — собрать могёшь, но не мастер? Ет как?
— Опыта мало. Сделать могу всё тоже самое, просто дольше буду возиться.
— А-а… — выдыхает новый знакомец, а я гляжу, что и остальные торговцы прислушиваются к нашему разговору, — во оно што! Так ето… правда хлам?
— Ну да, — я почти не вру. Часы поломаны, и чёрт его знает, какой они фирмы, но видно — не халтура! Были.
— Ага, — картуз сдвигается на затылок, — а ты ето… поглядеть могёшь?
— За такой погляд деньги берут! — скалю зубы, ничуть не стесняясь своего дворянства.
— А ето… может, часики и возьмёшь? Подешевше?
… торгуемся мы недолго, но интересно и образно, а точнее, образно — это я, а Михаил всё больше связками слов пользуется. Наконец, приходим к соглашению, что часы стоят не больше полутора рублей, после чего я трачу примерно с полчаса на проглядку как тикающего, так и безнадёжно мёртвого часового хлама, вынося свои вердикты по каждому случаю.
«Кажется, новый приработок у меня появится раньше, чем я предполагал!» — мелькает весёлая мысль.
Для подарке младшей получасом позже купил очень хороший бронзовый корпус вовсе без начинки, отдав «за красоту» полтину. Не жалко! Даже странно немного, что такое ювелирное мастерство исполнено всего лишь в бронзе. Или это ученическая работа будущего мастера? Возможно…
— Вор! Вор! Держи вора! — взвился над толпой пронзительный бабий крик, поднимая в небо голубей. Бывает… таких криков здесь — сотни на день. Крики начали удаляться куда-то, а потом, судя истошному женскому вою и проклятиям, воришка сумел-таки удрать свой со своей добычей.