Без вести пропавший. Попаданец во времена Великой Отечественной войны
Шрифт:
– Как будет возможность, напишу рапорт в штаб полка. Танк уничтожил и тягач! Орден не обещаю, но какая-то награда будет.
Не дождался Михаил награды. В сорок первом награды вручали за подвиги громкие, что на виду, да и то не всем заслуживающим. Но Михаил не за награды воевал, а за свою землю. Однако приметили его командиры. Смел, грамотно мыслит, инициативен. Качества, присущие не каждому. Большинство исполняет, что поручено.
Бойцов остро не хватало в строевых подразделениях. Михаила приметил начальник полковой разведки. И забрал бы к себе, если бы Михаил неожиданно для
– Эй, Ваня! Выезжай на своем тракторе, устроим поединок!
Примолкли, когда столкнулись с советскими Т-34 и КВ-2. Впервые на танках массово появились пушки калибром 76 миллиметров. У немцев были пушки 20, 37 и 50 миллиметров. По ходу выпуска у Т-III и Т-IV удлинялись стволы пушек, росла бронепробиваемость. Но и тогда в лобовую проекцию наших средних и тяжелых танков пробития не было.
Для Михаила и плюсы в танках были. Во-первых, танк давал ощущение защищенности. Это не в окопе сидеть, когда любая пуля или осколок убить могут. Танк не всякий снаряд возьмет. И другое: не надо проделывать многокилометровые пешие марши. Ну не любил Михаил ходить.
Полк уже отошел, занял позиции недалеко от Духовщины, что в Смоленской области. Рядом железная дорога, в паре километров за позициями. На полустанке стоял наш эшелон с танками, разбитый немецкой авиацией. Танки либо сгоревшие, не подлежащие восстановлению, либо с сильными повреждениями. Таким нужен серьезный ремонт на танкоремонтном заводе. А только где они? Все заводы, неосмотрительно построенные на Украине, оказались под угрозой захвата. И Харьковский танковый, и Луганский пороховой, и многие другие оборонного значения. Не всё смогли эвакуировать, но многое.
Михаила на полустанок направили, где в единственном уцелевшем здании находился штаб полка. Брел боец вдоль состава, разглядывал разбитую технику. Эх, эти бы танки, да в бой! Новейшие Т-34, непохожие на другие. Наклонная броня, мощная пушка – внушают уважение. Михаил тогда не знал даже название танка. Он только начал выпускаться серийно и был в числе секретных. Для немцев он тоже оказался неприятной неожиданностью. Немецкие противотанковые пушки 37 мм пробить броню не могли, за что получили в вермахте обидное прозвище «дверные колотушки».
Прилучный доставил в штаб пакет, обратно отправился, но шел с другой стороны эшелона. У самой последней платформы увидел: стоит Т-34, целехонький, двигатель рычит. К платформе приставлены шпалы, в начале и конце станции обычно такие хранились на случай ремонта. Танкисты нашли им другое применение. Танкист в темно-синем комбинезоне махнул рукой.
– Боец, помоги!
На левой стороне танка гусеница ослабла, провисла, надо было подтянуть. Ключ – огромный, и вороток к нему –
– А где же экипаж? – поинтересовался Михаил.
– Сгорели в теплушке при бомбежке.
Танкист закурил, продолжил:
– Я часовым был как раз на этой платформе. И танк уцелел, и я – повезло.
Михаил уже уходить решил, как танкист спросил:
– Ты курсант? Петлички у тебя приметные.
У курсантов военных училищ на петлицах окантовка.
– Курсант, на практику отправлен был, а тут война.
– А где учился? Да ты закуривай.
Танкист протянул пачку папирос «Звезда».
– Не курю, спасибо. В Горьком учился, в зенитно-артиллерийском училище.
– О! Земеля! Я тоже из Горького! Так ты артиллерист?
– Первый курс закончил.
– Давай ко мне в экипаж!
– Как без приказа? Я в списках полка числюсь.
Танкист помрачнел, бросил окурок, яростно втоптал его в землю каблуком.
– Я вот тоже в бригаде числюсь. А где она?
Танкист показал рукой на сгоревший эшелон и спросил:
– Где штаб полка?
– В здании вокзала.
– Пошли со мной, боец.
Танкист оказался старшим сержантом, командиром танка. Фамилия – Селезнёв. Командир полка, майор, как узнал об уцелевшем танке из эшелона, обрадовался.
– В полку остаешься, усилишь огневую мощь.
– Я из экипажа один остался.
– Пополним! Вон, его бери. Боец, как фамилия?
– Курсант Прилучный.
– Черт-те что! Вот курсанта бери, других бойцов.
– Товарищ майор… – рискнул вмешаться Михаил.
– Что?
– Если уж экипаж формировать, то попрошу и своего боевого товарища. У нас с ним отличная боевая спайка, давно вместе, друг друга без слов…
– Короче, курсант! Фамилия его?
– Красноармеец Щедрин.
– Не возражаю.
– Доложить бы в штаб бригады… – намекнул Селезнёв.
– Где штаб? Номер бригады?
Танкист осекся. Отвечал по привычке. Из всей бригады остался один танк и один танкист. И знамени нет. А если знамя сгорело, как и документы, то и бригады нет, вычеркнута из списков.
Командир полка решил проблему, вызвав начальника штаба:
– Старшего сержанта Селезнёва поставь на довольствие. Боевую машину обеспечь топливом и боеприпасами, определи позицию. Да и мехвода, как я понимаю, нет? Выясни, кто знаком с такой техникой, может, трактористом был… ну, понятно.
– Так точно.
Приказ пошел по команде вниз. Тыловые службы и соляркой заправили, и снарядами снабдили – полный боекомплект. Со снарядами попроще, они такие же, как у пушки ЗИС-3. А солярка получилась пополам с лигроином. Было такое топливо для тракторов, похуже солярки качеством.
Место для танка определили рядом со штабом. В случае прорыва немцев танк должен был выдвинуться на опасное направление. Для командира полка танк – единственный резерв, беречь его надо как зеницу ока… Нашелся и механик-водитель: ефрейтор Коньков, бывший рабочий Сталинградского тракторного. Не профессиональный тракторист, но с техникой знаком. Управление что в танке, что на гусеничном тракторе похоже.