Без вины преступница
Шрифт:
Она вспомнила театрализованное представление, устроенное Вадиком в ресторане, и всхлипнула.
Как нужно было ее ненавидеть, чтобы все это придумать? Знакомить с лжеродителями, признаваться в любви. Изображать заботу. Спать с ней, в конце концов! И все это ради чего? Ради мести?
Гадко. Гадко и неправдоподобно. А может, этот дядечка, который сильно напоминал сумасшедшего, все наврал? Может, его послал тот, кто стоит за гибелью Вадика?
Как же все запутано!
В два часа ночи, когда веселье под окнами пошло на убыль и наскакивающих друг на друга мужиков развели по домам, Оля
Она для чего-то надевала нарядное платье! Идиотка. Кто мог ее увидеть, кроме собственного отражения в зеркале? Платье вернулось на плечики в шкаф. Оля влезла в теплый мохнатый костюм с заячьей мордой на груди, натянула теплые тапки, забилась в уголок дивана перед телевизором и только тогда потянулась за телефоном.
Она выключила его на эту ночь. Нарочно выключила, чтобы не звонили, чтобы не слышать шум чужого веселья и звон чужих бокалов. Аллу Ивановну она предупредила, что может быть вне зоны, остальные переживут. Да ей и звонить особо некому.
Оля включила телефон, и посыпались сообщения. Поздравления от коллег, начальника. Девушки, которые настойчиво зазывали ее в гости, несколько раз звонили, писали, негодовали, что она вне доступа. Алла Ивановна прислала сообщение в двенадцать ноль пять, теплое, милое, искреннее. Оля едва не прослезилась. Было еще несколько звонков с незнакомых номеров, которые она тут же удалила.
Не успела отложить телефон, как он немедленно зазвонил. Алла Ивановна, кто же еще.
– Девочка моя, как ты там? Не скучаешь?
– Да нет. Вот спать собираюсь, со стола уже убрала.
– Подруга, так я понимаю, не приехала? – усмехнулась Алла.
– В последнюю минуту позвонила и сказала, что ребенок заболел. – В эту минуту Оля ненавидела себя за то, что приходится врать хорошему человеку.
– Вот! А я говорила: надо было ехать со мной. У Марии такое веселье было! Я ноги сбила, так натанцевалась. И Степа был тоже. Помнишь того, с бритой головой?
– Не помню, – соврала она.
Зато она хорошо помнит его ненормального папашу, который явился без приглашения и все перевернул в ее душе. То ее отец убил человека, то не убивал, то снова убил. О каком-то ружье бормотал, которое, провисев без дела, теперь стреляет в ее сторону.
Бред. Ненормальный дядька.
– Ты знаешь, девочка, а он ничего! – вдруг пропела Алла Ивановна. – Степка, кто же! Такой милый. Весь вечер от меня не отходил и только и разговоров, что о тебе. Все выспрашивал, интересовался.
«Пусть бы у папы своего спросил, он много чего знает», – чуть не фыркнула Оля, но сдержалась. Она о том разговоре ничего никому не рассказала. Хвалиться нечем. Прошлое ее отца было темнее самой темной ночи, а главное, никто не знал о нем всей правды. Даже этот Галкин, свихнувшийся на идее восстановить справедливость, ничего не знал.
– Он был один, Оленька!
– Кто?
– Степа был один! И все время говорил о тебе. Ты меня не слушаешь, что ли, совсем, Олька?
– Слушаю, но…
– Что «но»? Что «но»? – затараторила Алла Ивановна. –
– Это он вам о себе так много рассказал? В новогоднюю ночь? Развлекал вас так?
– Да нет, что ты. Это все Маша о нем рассказала, ее сыновья с ним дружат давно. Рекомендую, Олька! Хороший парень. Вот Вадик твой, прости господи, был дрянной. А этот…
Алла Ивановна еще долго нахваливала Степана и его семью. Потом переключилась на блондинку, из-за которой у сыновей Марии минувшей ночью вышла ссора. Потом пошли рецепты удивительных закусок, которые она перепробовала в гостях, так что теперь мается желудком и никак не может уснуть. Потом спохватилась, что уже поздно и Оле давно пора спать. Начала бормотать извинения, потребовала пообещать, что Оля обязательно навестит ее на даче послезавтра, и простилась.
А у Оли, разомлевшей в теплом уголке перед телевизором, сон как рукой сняло.
Нет, что, в самом деле, позволяет себе этот Степа Галкин? Решил подобраться к ней через Аллу Ивановну? Через отца не вышло, так он…
А что? Запросто мог папашу к ней заслать, чтобы тот дал оценку потенциальной невестке. Но если его целью действительно была разведка, тактику он избрал не самую правильную, Оля теперь этого Степу будет за сто верст обходить.
Она слезла с дивана, пошла на кухню и принялась доставать вымытую посуду из посудомоечной машины. С шумом расставляла ее по полкам, мало заботясь, что грохот стоит неимоверный. Соседи или еще не спят, или уже спят, и их пушечным выстрелом не разбудишь. Постиралась скатерть, и она повесила ее на сушке в ванной, тщательно расправляя все складочки. Вдруг захотелось выпить чаю. Она зажгла огонь под чайником и в обход всех правил полезла в холодильник за тортом. Торт она тоже купила за компанию с Аллой Ивановной.
Отрезала здоровенный треугольник с клубникой и засахаренными вишнями и, не дожидаясь, пока закипит чайник, стала есть. Затошнило уже на четвертой ложке. От жирного крема, от невероятно сладких фруктов и сдобного бисквита.
Что она делает?
Оля со вздохом отправила недоеденный кусок в мусорное ведро. Выключила газ, свет, вернулась в гостиную. Снова нырнула под шерстяной плед и задремала под тихое мурлыканье телевизора. Но уснуть не успела: пискнул телефон. Она потянулась, нашарила, открыла папку сообщений.
«Вижу у вас свет. Не спите? Нужно срочно поговорить. Извините, что в такую ночь. Георгий Окунев».
Нет, ее не разбирало любопытство, когда она набивала ответ: «Заходите». Ее колотило от страха. Этот человек принес ей весть о смерти Вадика. Что на этот раз заставило его притащиться сюда, да еще в такую ночь? Снова кто-то умер?
Оля вытащила из шкафа толстую шерстяную кофту, которую на спор с Аллой Ивановной связала себе сама за две недели. Кофта получилась какой-то несуразной, но удивительно теплой и уютной, она всегда в нее куталась, когда мерзла. А сейчас ее, несмотря на двадцать пять градусов тепла в квартире, вдруг стало поколачивать.