Без вины виноватые
Шрифт:
Муров. До свиданья. (Идет за Кручининой.) Я терпелив и надежды не теряю никогда. (Уходит.)
Входит Незнамов, мрачный, останавливается у двери и пристально смотрит на сцену.
Явление восьмое
Незнамов, потом Шмага.
Незнамов (у
Шмага за дверью: «Бить не будешь?»
Да не буду, очень мне нужно об тебя руки марать!
Шмага входит, Незнамов берет его за ворот.
Говори, говори! Что там шепчутся, что говорят обо мне?
Шмага. Постой, не души! Отпусти на минутку, дай вздохнуть! Все скажу, всю правду скажу.
Незнамов (выпуская из рук Шмагу). Ну, говори!
Шмага. Что говорят-то? Да говорят глупости.
Незнамов. Это я знаю.
Шмага. А коли знаешь, за что ж сердишься!
Незнамов. Да ты не рассуждай, а говори, что слышал.
Шмага. Да я, признаться, и не слушал. Зачем слушать-то? Ведь, кроме глупости, я от них ничего не позаимствую; а этого у нас и дома много.
Незнамов. Да они что-то поминали меня и Кручинину и шептались.
Шмага. Да шепотом ли, вслух ли глупости говорить — разве это не все равно?
Незнамов. Да ведь они смеются. Это ужасно, это невыносимо! Ведь по крайней мере с моей-то стороны было искреннее, глубокое чувство. И зачем я рассказал!
Шмага. Ну вот то-то же.
Незнамов. И этот вечер у Нила Стратоныча, о котором они хлопочут! Нет ли тут интриги, нет ли какой-нибудь подлости? Не хотят ли они глумиться над женщиной, которая заслуживает всякого уважения?
Шмага. Уважения, ты говоришь?
Незнамов (хватаясь за голову). Ах, да я и сам не знаю, уважения или презрения.
Шмага. А не знаешь, так не водись ни с ними, ни с ней.
Незнамов. Постой! Представь себе, что человек бедный, самый бедный, который всю жизнь не видал в руках гроша, нашел вдруг груду золота…
Шмага. Превосходней ничего быть не может!
Незнамов. Погоди! И вдруг эта груда оказывается мусором. Что тогда?
Шмага. Да, если человек жаден, и золото очень мило ему показалось, так после такого превращения уж он непременно зацепит петельку на гвоздик, да и начнет вправлять туда свою шею.
Незнамов. Ну, так слушай!
Шмага (махнув рукой). Философия пошла. Нет, Гриша, нет, ты меня своей
Незнамов. Да ведь есть же разница между добром и злом?
Шмага. Говорят, есть какая-то маленькая; да не наше это дело. Нет, ты меня философией не донимай! А то я затоскую так же, как ты. Направимся-ка лучше в «Собрание веселых друзей».
Незнамов. О, варвары! Что они делают с моим сердцем! Но уж кто-нибудь мне ответит за мои страдания: или они, или она!
Идут к двери.
Действие четвертое
Лица
Кручинина.
Незнамов.
Коринкина.
Миловзоров.
Дудукин.
Шмага.
Муров.
Гости и прислуга.
Лунная ночь. Площадка в большом барском саду, окруженная старыми липами; на площадке скамейки и столики ясеневые, на чугунных ножках; на сцену выходит терраса большого дома, у террасы рабатки с цветами и вьющимися растениями. На террасу из дома стеклянная дверь и несколько окон; в доме полное освещение.
Явление первое
На одной скамейке сидят Незнамов и Миловзоров, на другой — Шмага; он смотрит то на луну, то по сторонам, вздыхает и принимает разные позы.
Миловзоров. Что ты, Шмага, вздыхаешь? Чем недоволен, мамочка?
Шмага. На луну сержусь.
Миловзоров. За что?
Шмага. Зачем она на меня смотрит? И какое глупое выражение! Точь-в-точь круглолицая, сытая деревенская девка, которая стоит у ворот, неизвестно чему рада, скалит зубы и во весь рот улыбается.
Миловзоров. Ты, мамочка, не понимаешь поэзии, а я сижу и про себя думаю: «Эка ночь-то!».
Шмага. Как бы хорошо в такую ночь…
Миловзоров. По Волге кататься?
Шмага. Нет, в трактире сидеть.
Миловзоров. Ну, что за вздор! В трактире хорошо зимой. На дворе вьюга или мороз, квартиры у нас, по большей части, сырые или холодные; в трактире светло и тепло.
Шмага. И весело.
Миловзоров. Ну, а летом там душно, мамочка.
Шмага. А ты вели окно открыть; вот тебе и воздух, и поэзия! Луна смотрит прямо тебе в тарелку; под окном сирень или липа цветет, померанцем пахнет…
Миловзоров. Это от липы-то?
Шмага. Нет, от графина, который на столе стоит. Петухи поют, которых зажарить еще не успели.
Миловзоров. Петухи! Проза, мамочка! Ты, вероятно, хотел сказать: соловьи.