Без выбора
Шрифт:
Он был страшно доволен, что я запомнил и узнал его. Снова протянул руку.
– Сашка меня зовут, а тебя не знаю...
С моим именем у меня всю жизнь были проблемы. "Леня" звучало совершенно по-бабски, Леонид - напротив, как мне казалось, выспренно. Был такой легендарный герой Спарты - царь Леонид, и представляться кому-то Леонидом для меня было все равно, что Македонским или Агамемноном. Друзья звали меня тогда Лешей.
Метляеву тогда я назвался Лехой, и оказалось - самое то!
Девушке своей я сказал уже с лихой простотой:
– Знакомься, это Саша Метляев, вместе в руднике пашем!
Она ему понравилась, и он заскучал, когда мы нырнули в танцующую
Потом я еще "делал" под баян есенинское "Устал я жить..." и опять же лещенковское "Здесь, под небом чужим..." и окончательно покорил сердце рудничного взрывника. Уходя с танцев, он по-свойски помахал мне рукой, головой кивнул в сторону моей девушки и показал большой палец.
Не помню, до того или после узнал я, что свой четвертак Метляев получил "по уголовке", но в ворах не числился, "раскрутился" в лагере во время восстания, принимал участие в запускании воздушных шаров с листовками, получил новый срок, и ничего ему уже не светило в жизни, когда б не "бериевская" амнистия пятьдесят третьего. Теперь он зашибал деньгу и дожидался, когда ему будет позволено сорваться в черноморские края для разгула и поправки здоровья. Сам Метляев принципиально уходил от разговоров о своей биографии, ни одного слова не вытянул я из него на этот счет.
На планерке начальник участка Бобров не раз удивленно и подозрительно покосился на нас с Метляевым; мы перешептывались, как старые друзья, и с планерки плечом к плечу. Бобров окликнул меня и сказал хмуро: "Ты с этим не очень-то! Мужик темный, подставить может!"
Я не поверил и оказался прав.
Дружба с Метляевым у меня не сложилась, да и не могла сложиться, больно уж разные были, и тем для общения не находилось. Просто я знал, что есть теперь на участке еще один человек, к которому можно всегда обратиться за помощью или советом, и отказа не будет. Новая работа моя не скупилась на сюрпризы, особенно когда перешел на скреперовку: то блочок не закрепится, то трос руда передавит, то лебедка закапризничает, да и мало ли что...
В тот день к концу смены я возвращался на нулевой уровень через руддвор, место пустынное и "гнилое", - в сущности, обычная штольня со сплошной крепежкой, и отовсюду вода сочится, а звук этого сочения не радостный, как в природе, а, я бы сказал, ехидный: "С...с...со...чу...у...сь!"- вот такой звук. И означает - берегитесь! Легендой ходил по руднику рассказ, как такая вот водичка прорвалась в один из нижних горизонтов, и женщин-зэчек, работавших там, лишь через месяц повырубали изо льда... Здесь же опасности не было, это мне объяснили в первые дни еще, но когда случалось проходить, прибавлял шагу, потому что не мог умом понять, откуда эта вода среди вечной мерзлоты в сезон, когда средняя температура на поверхности минус тридцать пять.
Впереди фонарик мой засек человека. Он копошился у штабеля запасных труб воздухообеспечения. Без сомнения, я спугнул его. Или курил, или, прошу прощения, нужду справлял. На всякий случай я замедлил шаг, а когда подошел, узнал Метляева. Он не был рад моему появлению и с трудом скрывал это. Я же еще имел глупость спросить: "Чего ты здесь?" Не сиди в его памяти мое "потрясное" исполнение "Татьяны", послал бы он меня в самые глубокие горизонты, но был он, видимо, человек благодарный и, несмотря на мою "салажность", признался, что заказ на взрывчатку всегда делает с запасом, потому часто остается. Тащить ее на склад - целое дело. Вот и припрятывает по штрекам, зато завтра тащить меньше. Начальство узнает - срок. И даже интонацией не намекнул, чтоб я не проболтался. По его мнению,
Назавтра я проторчал в аккумуляторной и опоздал на планерку. Когда прибежал, застал в инструменталке одних литовцев-крепильщиков, от них и узнал, что во второй смене ЧП, погиб сварщик, и вся банда "горнадзоровцев" сейчас на месте происшествия, на руддворе разбираются с ситуацией. По рассказу дело было так: понадобился метровый кусок трубы для ремонта воздухопровода. Сварщик на руддворе начал резать трубу и взорвался. Разнесло по частям - кто-то спрятал в трубу аммонит. Насчет "кто-то" сомнений не было. Взрывник. В смене их четыре человека. В трех сменах двенадцать. Виновного практически установить невозможно. Остаток взрывчатки после смены каждый сдает на склад, а если не сдаст, то списывает в расход, и расход этот не проверить.
Понадобилось все мое небогатое искусство выдержки, чтобы скрыть потрясение. На руднике постоянно гибли люди, но чаще всего по собственной вине. Не протрезвился, приперся на смену и свалился в рудоспуск, а это в зависимости от горизонта - двадцать, тридцать, а то и пятьдесят метров. В лепешку! Главное правило по технике безопасности звучало так: "Не разевай хлебало!" Разинул - пропал. Бобров, правда, говорил как-то, что из четырех рудников Норильска ни один не принят комиссией по эксплуатации, и травматизм в сравнении с рудниками Криворожья чуть ли не двадцатикратен. Но за короткий мой рабочий опыт, по крайней мере на нашем участке, это был первый случай гибели рабочего не по своей вине. И я - не кто-нибудь, а именно я!
– знал виновника. В это невозможно было поверить, то есть в то, что от одного меня зависело целое расследование, которым сейчас занимается добрый десяток специалистов. Какой-то таинственный знак судьбы виделся в странном стечении обстоятельств. Вчера шел со смены через руддвор. Тремя путями мог идти и выбрал не лучший. Мог пройти десятью минутами раньше или позже и не встретил бы Метляева. Он, наконец, мог ничего не рассказывать мне, и если бы я потом догадывался, то догадка была бы робкой и ни к чему не обязывала.
Схватив оставленный для меня наряд, на него даже не взглянув, помчался искать Метляева. Расспрашивать о нем у кого-либо не хотел, словно мог навести... Больше часа метался по крутым лестницам подэтажей, вспотел, выдохся, обозлился. В сбойке вентиляционного уклона столкнулся с проходчиком Лешей-чеченцем. К нему я мог обратиться с чем угодно и когда угодно, и мужик этот был - могила!
– Прячется Метляй, - подмигнув, сказал Леша.
– И правильно, на фига лишний раз начальству на глаза попадаться!
– Того... ну, который подорвался, знал?
– За одиннадцать лет всех узнаешь. Хохол, вольняшка с Абакана, Пичура по фамилии. С семьей приехал. Баба его в столовке работает на горстрое. Метляй-то шибко нужен?
И ухмыляется шамилевский потомок. Не догадывается - знает! Повадки всех работяг знает, и метляевские тоже. Я хмурюсь, придумываю что-то не очень убедительное.
– На втором подэтаже поищи.
– Искал уже...
– Плохо искал.
Я нашел его в закрещенном штреке. Он сидел на отвале породы у груди забоя, пил чай из термоса. Как только я сел рядом, заговорил с непривычным для него оживлением: