Без жалости
Шрифт:
— Сэр, мы потеряли уже слишком много людей. И убили больше миллиона вьетнамцев. И ради чего? Разве мы чего-нибудь достигли? Или кто-нибудь извлек из того пользу? — голос Хикса звучал почти умоляюще.
В этих доводах не было ничего нового, и Макензи устал отвечать на них.
— Если ты хочешь, чтобы я объяснил, как мы вляпались в это дерьмо, Уолли, то напрасно тратишь свое время. Ситуация была безнадежной с самого начала, но это начала не теперешняя администрация. Когда нас избирали, то нам поручили покончить с этим раз и навсегда, убраться к чертовой матери из Вьетнама.
— Совершенно
— О'кей. — Макензи успокоился и снисходительно посмотрел на своего помощника:
— Твоя точка зрения может — нет, я буду щедрым — имеет право на существование. Но как относительно военнопленных, Уолли?
— Они поставили на карту свои жизни — и проиграли, — ответил Хикс с хладнокровием молодости.
— Ты знаешь, подобная независимость во взглядах может произвести впечатление, но только не на меня. Между мной и тобой, Уолли, есть разница — мне приходилось воевать, а тебе нет. Ты никогда не служил в армии, Уолли. Очень жаль. Служба в армии могла бы тебя кое-чему научить.
Хикс искренне не мог понять, какое отношение к делу имеет то, служил он в армии или нет.
— Не знаю, чему это могло бы меня научить, сэр. Я не смог бы закончить университет.
— Жизнь — это не просто книга, сынок, — произнес Макензи, добавив это обращение, чтобы придать своим словам теплоту. Однако вместо этого фраза прозвучала как-то снисходительно. — В реальной жизни у людей в жилах течет кровь. У них есть чувства, мечты и семьи. У них есть жизнь. В армии, Уолли, ты узнал бы, что люди могут и не походить на тебя, но все равно остаются людьми, и раз ты служишь в нашем правительстве, представляющем интересы людей, было бы неплохо, если бы ты запомнил это.
— Да, сэр. — Что еще мог он сказать? Хикс понимал, что не сможет взять верх в подобном споре. Проклятье, ему так нужно поговорить с кем-нибудь об этом.
— Джон! — Две недели ни слуху ни духу. Она боялась, что с ним что-то случилось, но теперь ей в голову пришла противоречивая мысль: вот он, живой и здоровый, а занимался, наверно, делами, о которых лучше не думать.
— Привет, Сэнди. — Келли улыбнулся, глядя на нее. Он снова был одет в приличный костюм — галстук и голубой блейзер. Это было настолько очевидной маскировкой и так отличалось от его облика при их последней встрече, что даже его появление встревожило ее.
— Где ты был? — Сэнди жестом пригласила Келли войти, опасаясь, что соседи могут его увидеть.
— Занимался делами, — уклончиво произнес Келли.
— Какими? — Настойчивость, прозвучавшая в ее голосе, требовала определенного ответа.
— Уверяю тебя, что не совершил ничего незаконного, — это было единственное, что пришло ему в голову.
— Ты в этом уверен? — Неожиданно атмосфера в доме стала напряженной. Келли недоуменно замер у двери, испытывая то гнев, то чувство вины, не понимая, зачем пришел сюда, почему обратился к адмиралу Максуэллу с такой трудновыполнимой просьбой, и не находя теперь ответа.
— Джон! — окликнула его с лестницы Сара, разряжая этим обстановку.
— Здравствуйте,
— А у нас для тебя сюрприз!
— Какой же?
Доктор Розен спустилась по лестнице, как всегда неприступная, несмотря на улыбку.
— Ты изменился.
— Последнее время я много тренировался, — объяснил Келли.
— Как ты сюда попал? — спросила Сара.
— Скоро придется кое-куда уехать, и мне захотелось зайти сюда перед отъездом.
— Уехать — куда?
— Не могу сказать. — От этих слов повеяло холодом.
— Джон, — сказала Сэнди. — Мы знаем.
— О'кей, — кивнул Келли. — Я так и думал. Как у нее дела?
— Она выздоровеет благодаря тебе, — ответила Сара.
— Джон, нам нужно поговорить, понимаешь? — настойчиво произнесла Сэнди.
Доктор Розен почувствовала себя лишней и вернулась наверх, а медсестра и ее бывший пациент вошли в кухню.
— Джон, только честно — чем ты занимаешься?
— Последнее время? Я не могу ответить на этот вопрос. Извини, но не могу.
— Я имею в виду — имею в виду все. Что ты натворил?
— Будет лучше, если ты не узнаешь ничего, Сэнди.
— Билли и Рик? — выложила на стол свои карты Сэнди О'Тул.
Келли кивнул головой в сторону второго этажа.
— Ты видела, что они с ней сделали? Больше они никого не тронут.
— Джон, но ты не можешь заниматься этим! Полиция…
— В полиции есть предатель, — сообщил ей Келли. — Дельцы наркобизнеса подкупили кого-то, занимающего, по-видимому, важный пост. Из-за этого я не доверяю полиции и не советую доверять и тебе, — закончил он, стараясь говорить как можно убедительнее.
— Но ведь есть и другие, Джон. Есть честные… — Наконец до нее дошел смысл его слов. — Откуда это тебе известно?
— Я задал Билли несколько вопросов, — ответил он, и выражение лица Сэнди еще усилило у него чувство вины. — Сэнди, неужели ты думаешь, что кто-то всерьез займется расследованием смерти проститутки? Вот что это для них. Да разве кто-нибудь заинтересуется судьбой несчастных девушек? Я ведь спрашивал тебя раньше, помнишь? Ты сказала, что нет даже программы помощи молодежи, употребляющей наркотики. Но тебя это волнует, поэтому я и привез ее сюда. Да разве можно обращаться в полицию? Нет. Возможно, мне удастся собрать сведения, с помощью которых я сумею уничтожить организацию торговцев наркотиками. Я не уверен в успехе, потому что не подготовлен для этого, но занимаюсь именно этим. Если ты хочешь передать меня полиции — ну что ж, передавай. Я не могу остановить тебя. Я не сумею причинить тебе боль…
— Я знаю! — воскликнула Сэнди и добавила более спокойно:
— Джон, ты не должен делать этого.
— Но почему? — недоуменно спросил Келли. — Они убивают людей, причиняют им ужасные муки, и никто даже не подумал бороться с ними. Как относительно жертв, Сэнди? Кто выступит в их защиту?
— Правосудие!
— А когда правосудие бессильно, что тогда? Мы спокойно дадим им умереть? Умереть такой страшной смертью? Ты помнишь фотографию убитой Пэм?
— Да, — прошептала Сэнди, чувствуя, что проигрывает в споре, жалея, что у нее нет веских аргументов.