Безбилетный пассажир

Данелия Георгий Николаевич

А в час ночи он опять появился:

— Можно, я временно книжку заберу? Я все раздал, а она не верит, что я писатель.

Забрал книжку — и с концами.

Второй раз я его видел в ресторане нашей гостиницы. Он сидел в компании американских моряков и свободно говорил с ними по-английски. Позже он еще больше меня удивил: когда оркестр ушел на перерыв — сел за пианино и стал играть Рахманинова…

Потом я узнал от Конецкого, что во время войны отец Леши был морским атташе при советском посольстве в

Вашингтоне и Леша учился в американском колледже.

Прилетели в Гагры, сняли чистенькую комнату недалеко от моря, с полным пансионом. Море, солнце, пляж, знакомые…

Я пытался поговорить о сценарии, но Леша взмолился:

— Давай пару деньков отдохнем как люди. Я три года треску ловил!

Две недели мы валялись на пляже, играли в преферанс, «впитывали атмосферу» и «знакомились с бытом», а к концу второй недели я сказал:

— Все! Пора начинать.

— А давай работать в кафе, — сказал Леша. — Как Хемингуэй!

Пошли в кафе. Сели за столик на веранде, заказали боржоми, кофе, разложили бумагу… Я предложил писать на одной странице поэпизодник по рассказу, а на другой — мои предложения. Начали. Я фантазировал, Леша записывал.

В кафе пришли подруга моего детства, Манана, ее подруга Нелли со своим мужем Гурамом и журналист из Кутаиси по кличке Полиглот (он знал восемнадцать языков). Они позвали нас к своему столу, но мы отказались:

— Работаем, — сказал я. И мы пошли дальше.

Заиграл оркестр, запрыгали танцующие.

— Может, перенесем на завтра? — предложил Леша.

— Хемингуэй бы работал, — сказал я и продолжил вносить предложения.

Леша перестал записывать.

— Почему не пишешь? Не слышно?

— Слышно. Я запомню.

Тут в ресторане в дальнем углу возникла драка: кто-то кому-то дал по морде, кто-то ответил… Но их разняли. Оркестранты заиграли лезгинку.

— Пора выпить, — сказал, вернее прокричал, Леша. — Официант!

— Подожди, давай со сценарием разберемся.

— А чего разбираться, и так понятно. Рассказ тебе не нравится, ты предлагаешь написать новый сценарий. Давай лучше выпьем.

Снова в углу раздались крики.

— Да нет, Леша, ты не понял. Рассказ остается как есть. Это основа. Но там чересчур все логично и гладко. Надо ломать ритм! Нужен ударный эпизод!

И тут — резкая боль в затылке, в голове звон, и я потерял сознание. Леша был прав — драка возобновилась, кто-то в кого-то кинул бутылкой, а попали мне по затылку.

Меня вынесли из кафе и отнесли в больницу. Врач постриг волосы вокруг раны, сделал перевязку и сказал: «Сотрясение мозга, надо лежать».

Утром Леша сбегал в аптеку и купил грелку и лед. Напихал лед в грелку и положил мне на лоб. Пришли Манана и Нелли, спросили, уверен ли Леша, что можно прикладывать лед при сотрясении мозга. Леша сказал, что уверен:

— В Мурманске все

так лечатся, когда по башке дадут.

— Я бы на вашем месте бороду сбрила, — сказала Манана Леше.

И я узнал, что вчера, после того как я отключился, Леша в этой кутерьме все-таки вычислил того, кто кинул бутылку, и выкинул его с веранды (со второго этажа) на улицу. Официант хотел задержать Лешу, Леша выкинул и официанта. И смотался. Манана сказала, что теперь потерпевшие разыскивают русского с бородой.

Девушки принесли творог и фрукты, сварили мне кашу и унесли стирать мою рубашку и брюки.

А Леша взял ножницы и стал состригать бороду, а заодно и волосы.

Пока он стригся, я попытался поговорить с ним про сценарий, но Леша отказался:

— Побереги мозги. При сотрясении ими шевелить нельзя, — и начал бриться.

Я заснул. Проснулся — уже стемнело. За столом сидит и читает книгу человек, мускулистый, лысый и курносый, — Леша без усов, бороды и волос на голове стал похож на Юла Бринера.

— Есть хочешь? — спросил Леша. — Сейчас девчата тебе бульон сварят. Голова болит?

— Да нет.

Леша опять уткнулся в книгу.

— Леш, — позвал я, — а может, дать перед титрами такую картину — трущобы, грязь, лачуги, а за мольбертом стоит художник и рисует цветок. (С такого кадра потом я хотел начать почти все мои фильмы. Но ни в одном фильме его так и не снял.)

— Поправишься — все решим, — сказал Леша.

— Алексей, это вы? — В окне комнаты появился Полиглот, встрепанный, небритый, весь в колючках. — Трудно узнать. Не появлялись?

— Кто?

— Эти типы.

— Какие типы?

— Которых мы побили. Если они будут меня искать, скажите — меня нет. Я уехал. А если придут мириться и накроют стол, дайте мне знать, я у лесника в сторожке живу.

— А вы почему прячетесь? Тоже дрались?

— Честно говоря, нет. Но Гурам троих побил. И вы Анзору травму нанесли, и Федя ногу вывихнул. А они местные. Теперь начнут вылавливать нас по одному. Так что вы тоже аккуратнее. Выпить чего-нибудь есть?

— Нет.

— Я принесу.

Полиглот взял у Леши два рубля, надел мою кепку и Лешины черные очки (чтобы его не узнали) и скрылся в темноте. Полиглот был алкоголиком.

Он вернулся минут через тридцать и начал выставлять бутылки на подоконник:

— Тут семь. Одну я выпил.

— И это все на два рубля?

Полиглот рассказал, что заказал в ресторане бутылку и послал ее в дар хорошей компании. Они со своего стола прислали две. Он послал две за другой стол… Получил четыре. Послал четыре первому столу. Получил восемь.

Вошли Манана и Нелли, принесли бульон для меня.

— Можно, конечно, было пойти ва-банк и послать восемь, но я не решился. Я фаталист, но умеренный, — закончил Полиглот.