Бездна. Дилогия
Шрифт:
Сначала я вообще ничего не увидел, кроме плывущих вокруг размытых пятен. Потом пятна уплотнились и потемнели. Кажется, вокруг стояли люди…Только почему их стало так много? Или у меня в глазах двоится? Троится, четверится?
Кто-то шлёпнулся рядом, вцепился в мою одежду и принялся трясти, издавая некие, неразборчивые звуки.
— Ну что? — послышался насмешливый голос Виктора Семёновича Самойлова, — Давайте дружить? Снова?
Часть 3. Бурный финиш
Сёстрам по серьгам
Итак, я очухался,
Чуть дальше физиономиями в пол лежала сладкая парочка: Лис и его любимая начальница, причём азиата заломали так, что он только похрюкивал да глухо ругался не по-нашему. Диана лежала неподвижно и молча. Обоих караулили четверо бойцов самого что ни на есть покоцанного вида. Таким же невероятным количеством бинтов и повязок щеголяла троица здоровяков за спиной Самойлова. А вот сам Виктор Семёнович смотрелся так, словно только что вернулся из прогулки по парку: свеж, бодр и чисто выбрит.
Хробанов и Лифшиц не могли демонтстрировать утреннюю свежесть, зато глядеть на них оказалось очень даже забавно. Стояли они один возле другого и держали забинтованные руки на подвязках: один — левую, другой — правую. Кроме того, у Ивана, нашего, Ивановича обнаружилась повязка через всю его неприятную рожу. Кажется, кто-то клюнул его в правый глаз. Клюнул, до кровавого пятна.
Троица моих подопечных девиц испуганно жалась к парочке своих коллег, мужского пола, умудрившихся дожить до этого момента. Выглядели мужики тоже не очень хорошо. Ум одного в руке я заметил палку на котирую он опирался с самым болезненным видом. Странно, как они этого инвалида вообще умудрились сюда дотащить. Второй, своим перебинтованным черепом весьма походил на бойца, выжившего после смертного боя.
М-да. Так вот, как именно выглядят две калеки три чумы.
— Это и всё? — спросил Самойлов, обращаясь то ли ко мне, то ли к кому-то за моей спиной.
— В общих чертах, — я пошевелился. Ольга поцеловала меня и крепко обняла, — Привет, милая. Какими судьбами?
— Проездом, — хмыкнул Виктор Семёновичи протянул мне руку, — Поднимайся, проводник х…ев. Когда в следующий раз соберусь на грёбаное кладбище, обязательно попрошу, чтобы ты проводил. Гадишь, в какой-нибудь кабак попадём, ептить.
— Не собственною волей, — я указал пальцем на лежащую Диану, — А токмо волею пославшей мя супруги.
— Догадались, — мне показалось или начальник охраны хочет приложить лежащую женщину носком ботинка, — особенно, после того, как эти дебилы, — Лиса он всё-таки пнул, — сначала направили на нас пушки, а потом ещё и захлопнули дверь перед самым носом.
— Ты как? Перебила его Ольга. От былого равнодушия и презрения в жене и следа не осталось. Надо почаще выходить вместе подышать свежим воздухом. Куда-нибудь в другое место.
— Жить буду, — вспомнилось сновидение с Оксанкой, — наверное.
— Давай, ваши сюси-песи потом, а? — Самойлов подтолкнул меня к Хробанову, — Чел за жисть
Хробанов пожал мне руку, ибо его ранение позволяло, а вот Лифшицу, к счастью — нет. Вблизи Сергей Николаевич выглядел ещё хуже. От былого голливудского лоска не осталось и следа. Взгляд словно потух, а серое лицо покрывала щетина неприятного вида. Иван Иванович же улыбался какой-то странной улыбкой и его уцелевший глаза сверкал совершенно безумно. Что его так возбудило: жопа лежащей Дианы, где лоскут вновь оторвался, открыв кусок округлости?
— Д-доброго дня. — Хробанов что ли заикаться начал? — Если только дня и если только доброго.
— Злой ночи, — Самойлов хихикнул и подтолкнул Ольгу к учёным, — Иди, милая, потом позажимаетесь. Жена твоя, суслик, молодцом, кстати, держалась, пока другие жидким обсирались. Вон тех двух кретинов вообще на себе пёрла, пока, сука, еб…ные пауки остальных на куски дерибанили.
— Здоровые, чёртные? — уточнил я.
— Они, сука, самые, — Самойлов сплюнул, — Вам, как могу развидеть, тоже вломили по жопе, по самое не балуй. Кстати, от кого вы так сваливали? Я в дырку заглянул — пусто.
— Старый знакомый, — я внезапно подумал: если в смерти Казимира виноват Зверь, то где Теодор и что, собственно, означала та надпись? — А вломили нам да, классно.
— Д-давайте вернёмся к делу, — Хробанов присел на корточки и дрожащими руками расстелил на земле листки карты, — Я совершенно запутался и перестал понимать, куда следует идти.
Некоторое время я следил за движением тонкого дрожащего пальца, рисующего, каким путём двигалась вторая группа. Всё это время Лифшиц нависал над Хробановым и отпускал какие-то, совершенно неуместные и откровенно идиотские, комментарии, смысла которых я не понимал. В конце концов, когда одноглазый завернул что-то про тысячеглазую хранительницу средних пределов, я не выдержал и остановил рассказчика. Тем боле, что мне показалось, будто он и сам не очень понимает, куда именно указывает его перст.
— Что с ним? — спросил я у Самойлова и кивнул на психа. — Крыша уехала?
— И уже давно, ептить, — почти весело откликнулся Виктор Семёнович. — К сожалению, это выяснилось чересчур поздно. Понасобирали, б…дь, сплошных уё…ков! Одни заговоры, етить, устраивают, а другие… другие, б…дь, вообще полный пи…дец!
— М-моя вина, — Хробанов печально кивнул седой поцарапанной головой. — Когда его порекомендовали в качестве опытного оккультиста, не удосужился сразу затребовать биографию. Уже перед самым выходом узнал кое какие подробности, но Пётр Степанович настоял. Сказал, дескать не помешает.
— Не так он говорил, — Самойлов хрюкнул. — Лишний хер жопе не помеха, вот как он сказал. А типа этого я тоже вспомнил. Ещё в бытность ментом, видел урода в ориентировках. Подзабылось, правда.
Лифшиц глухо захохотал и отошёл. Я проводил его взглядом и лишь убедившись, что Иван Иванович мирно прильнул спиной к стене пещеры, кивнул Хробанову:
— Так в чём фишка-то?
— Он действительно очень опытный и знающий оккультист. Был, по крайней мере. Называл себя служителем Перуна и возглавлял секту Прометеистов-огнепоклонников. Их подозревали в похищении и сожжении людей живьём. В основном — детей.