Бездна
Шрифт:
– Заткнись, сука, – зашипел Чирей на Сливченко. Однажды Чирей попал под обстрел боевиков из группы «Истребители», был контужен и с тех пор отличался неуравновешенностью и агрессивностью. Зато сейчас внутри старшего сержанта не было ни капли страха.
Сознание остальных полицейских быстро наполнял страх. Страх переходил в ужас…
Сливченко выл.
И только Чирей испытывал какой-то необъяснимый восторг.
Кизимов вскочил, бросился к двери. Он не понимал, что происходит, но точно знал: нужно спасться, нужно бежать отсюда. Кизимов схватился за язык засова, но в панике
Небольшие помещения блок– поста были наполнены невыразимым ужасом… И невыразимым восторгом.
Рация донесла до Студента команду Дервиша «Огонь!». Студент включил камеру, навел ее на блок– пост. Прошло секунд восемь– десять. Ничего не происходило. И вдруг со стороны блок– поста донесся вой… Это был очень странный вой. Он не был похож на вой животного. Но и на голос человека это тоже было мало похоже. От этого воя – жалобного, неестественного – делалось тоскливо… Студент чертыхнулся. Через десять секунд со стороны блок– поста донесся выстрел. Студент поднес рацию к губам, негромко произнес: слышал выстрел.
Рация ответила голосом Дервиша: мы тоже слышали. Фиксируй все на камеру.
Чирей подумал: а что же я раньше этого не понимал?.. Он вдруг вспомнил свои сны, про которые думал, что забыл. Тем более, что он действительно старался забыть их… Но не мог. И вспоминал, вспоминал свои сны во сне. А потом, проснувшись, он догадывался о том, какие сны видел. А потом ему делалось страшно и он «забывал»… А сейчас он все вспомнил наяву. Чирей проникся восторгом и принялся за дело. Он все делал быстро – так, как будто занимался этим каждый день. Все заняло пять минут. Потом Чирей полюбовался на свою работу, выкурил сигарету и затушил ее об пол. Он собрал оружие, сделал глоток водки прямо из горлышка, поставил бутылку на стол и вышел из бетонного склепа блок– поста. Морочила луна, змеей, обозначая устье речки, полз туман, мерцал в лунном свете… Чирей сел в полицейскую машину и поехал по пустой дороге.
Студент доложил: из блок– поста вышел один полицай, уехал на машине… Больше никто не выходит. Разрешите сходить посмотреть?
Дервиш ответил: подождите, – а сам спросил у Соколова:
– Ну что, Алексей Захарыч, разрешим?
А Горин произнес:
– Как– то странно вел себя тот, что уехал… какой-то он совершенно спокойный был. Я в прицел, – Горин кивнул на «Ужас», – видел.
Соколов ответил:
– Ничего странного – скорее всего шизофреник. На них «Ужас» практически не действует. Или действует парадоксальным образом. Например, проявляются скрытые ранее способности… Но чаще вылезают наружу скрытые ранее психические расстройства.
Дервиш сказал:
– Там Студент ждет… Разрешим ему взглянуть на результат?
– Валяйте, – махнул рукой Соколов.
Студент получил «добро», перебрался через ручей, больше похожий на сточную канаву, забитый мусором, пустыми бутылками и приблизился к блок– посту. Массивная
– Тройка, отзовись.
Студент замер.
– Тройка, мать твою, отзовись… Спите там? Или бухие уже?
Студент догадался, что слышит работающу. радиостанцию.
– Чирей, – почти ласково произнес голос, – я тебя, сука, уже предупреждал: будете бухать на службе – всех на хер уволю… Тройка, бля, отзовись!
Студент заглянул в дверной проем… и обомлел. Несколько секунд он смотрел на «натюрморт» внутри помещения, потом шагнул внутрь.
Спустя двадцать минут он вернулся в салон «мерседеса». Горин спросил:
– Чего там у них, Студент?
Саша молча положил на стол камеру. Ее подключили к ноутбуку, просмотрели. Долго все молчали. Потом Соколов сказал:
– Кажется, мы стали еще на шаг ближе к Бездне.
А Дервиш продекламировал:
Es zittern die morschen Knochen
Der Welt vor dem roten Krieg.
Студент и Глеб переглянулись. Глеб сказал:
– Извините, ничего не понял. Кроме того, что это по-немецки.
Дервиш кивнул:
– Да, это по-немецки. В переводе звучит так: «Гнилые кости трясутся. Мир пред кровавой войной»… Начало немецкого марша, популярного в Германии перед Второй мировой.
Утром из Петербурга приехал Мастер. Минут сорок он разговаривал с Дервишем, потом искупался в Мологе и уехал.
Первый заместитель министра МВД генерал– майор Полянский приехал к Чердыне с докладом о ходе операции по пресечению массовых беспорядков в Санкт-Петербургской губернии. Полянский пользовался некоторым расположением Чердыни. Поэтому министр МВД посылал его к всесильному подполковнику тогда, когда нужно было доложить о чем-то совсем неприятном.
– Операция, – докладывал генерал, – продолжалась весь вчерашний день, всю ночь и к настоящему времени в основном завершена. Большая часть экстремистов уничтожена, но некоторое количество разбежалось. Сейчас их отлавливают по окрестным лесам… К сожалению, ОПОН тоже понес потери. Существенные.
– Конкретней.
– Погибли тридцать шесть бойцов и офицеров, ранены…
– Сколько? – изумился Чердыня. – Сколько опоновцев погибли?
– Тридцать шесть человек.
– А отправляли сколько?
– Всех… Почти четыреста штыков.
– То есть каждый десятый? При разгоне пьяных колхозников?
– Генрих Теодорович, я отлично вас понимаю. Сам возмущен такими потерями. Но тут все не просто. Дело в том, что этих, по вашему выражению, пьяных колхозников, возглавил профессиональный военный. Сумел их организовать, вооружить…
– Зато ОПОН возглавил, как я понимаю непрофессионал. Сумел их дезорганизовать и разоружить… Так?
– Генрих Теодорович, я понимаю, что любое объяснение звучит неубедительно…