Бездна
Шрифт:
Я остановился в дверях кухни, предоставляя Диме возможность увидеть меня. Мои руки были в карманах; если он попытается меня ударить, я не стану оказывать сопротивление. Брат не обманул моих ожиданий, он вообще редко злился, но, если уж кто-то выводил его из себя, он становился опасен. Заметив меня, Дима резко вскочил и бросился ко мне. Краем глаза я увидел, как отец протянул руку в тщетной попытке удержать Димку, но было уже поздно.
Все происходило как при замедленной съемке. Вот мой брат на бегу занес кулак, вот его кулак встретился с моим носом. Боль была острой и всепоглощающей. Интересно,
Подбежав, отец схватил Диму сзади, так как тот не собирался останавливаться на достигнутом. Я отнял руку от лица, она была в крови. Я чувствовал, как кровь стекает по моим губам, ее вкус был терпким и соленым.
Меня затошнило. Охотник, влюбленный в вампира и не переносящий вкуса крови; забавное и жалкое явление. Я еле успел выбежать на улицу, где меня вывернуло наизнанку. Что тут скажешь, достойное окончание дня.
В ванной я привел себя в порядок. Дима все-таки промахнулся, и основной удар пришелся на скулу, лишь слегка зацепив нос. Кровь быстро остановилась, и я снова пришел в норму. Нос не был сломан, но без синяка не обойтись. Впрочем, это было не первое мое «ранение» и, уж точно, не самое тяжелое. Переживу как-нибудь.
Все, включая Оксану и Данила, сидели на кухне и ждали меня. Что я мог им сказать? Теперь, когда я вновь пришел в себя, мне не хотелось терять друзей, но я знал, что оправданий для моего поступка нет.
Не торопясь, я вышел из ванной и прикрыл за собой дверь. Видимо, на кухне услышали мои шаги, и в доме повисло напряженное молчание. Я шел и думал о том, что скажу им. Не одно достойное оправдание не проходило на ум, а правду говорить не хотелось, ведь я сам еще не успел свыкнуться с мыслью о том новом чувстве, что отныне жило во мне.
Я остановился у входа в кухню. Шесть пар глаз смотрели на меня. Все в сборе, пришли поучаствовать в моей публичной казни. Но, присмотревшись к лицам, я с удивлением понял, что мой поступок вызывает у них разные эмоции. Только Глеб был по-настоящему зол на меня, и его взгляд не предвещал ничего хорошего. Димка смотрел исподлобья, но я знал — он, скорее всего, обижен на то, что я не посвятил его в мой план. Брат не мог простить мне недоверия. Оксана выглядела напуганной и растерянной. Что касается Ксении, то ее поза и взгляд выражали сочувствие, как и до этого в моей комнате. Было ли что-нибудь, что могло оттолкнуть ее от меня? Я начал в этом сомневаться. Данилу, казалось, любопытна эта ситуация: он — исследователь, а для исследователя интересно все новое. Виктор выглядел грустным и тихим. Он смотрел на меня без тени осуждения, и его глаза были полны печали, как будто он знал, что должно произойти нечто плохое, но не мог ничего изменить.
— Вот и виновник торжества, — голос Глеба был полон сарказма. — Проходи, садись. Думаю, нам есть о чем поговорить, — он указал на стул во главе стола.
Хорошее
Я сидел напротив них, один на поле битвы против банды безжалостных убийц. Эта мысль позабавила меня, и я усмехнулся, чем вызвал новую вспышку гнева у Глеба:
— Вижу, тебе весело. Да только вот нам что-то не до шуток, — он становился все злее и злее, распаляясь от собственных слов.
Краем глаза я увидел, как Ксюша коснулась руки матери.
— Прекрати, Глеб, — немедленно отреагировала та. — Мы ничего не знаем о случившемся. Позволь мальчику все объяснить, — она посмотрела на меня. — Влад, тебе ведь есть что сказать? Начинай, мы готовы выслушать тебя.
Настал момент, которого я так боялся. Оксана редко ошибалась, но сейчас был именно такой случай. Дело в том, что мне абсолютно нечего было им сказать. Как я мог объяснить им, что двигало мною? Я не нашел ничего более умного, как сказать то, что и так было всем ясно.
—Я просто не мог позволить вам убить ее.
После моих неуверенных слов наступило, что называется, гробовое молчание. Они были в шоке, и я мог их понять: ведь я совершил абсолютно невозможный для охотника поступок. Не исключено, что за всю историю существования нам подобных я был первым, кто спас вампира от смерти. И это было все, что я мог им сказать. Но я действительно не мог допустить ее смерти. К этому нечего было добавить, и я просто ждал, когда они придут в себя.
Наконец Оксана, кажется, поняла, что я не собираюсь продолжать, но на всякий случай уточнила:
—Это все, что ты хотел бы нам сказать? — Ее голос звучал неуверенно, она не знала, как реагировать на мои слова.
—А что он может еще добавить? — это был риторический вопрос, и Глеб не ждал ответа. — Его поступку нет оправдания. Прости, Влад, но я не могу понять тебя. Ты говоришь, что не хотел ее смерти, но ведь это же вампир. Чертова нежить! Таких, как она, надо убивать не задумываясь, как только они появляются на свет.
Слова Глеба задели меня, и я не мог промолчать:
— Не говори так о ней! — закричал я, вскакивая. Разумная часть моего «я» с ужасом наблюдала со стороны за тем, что я делаю, но я не мог остановиться.— Ты ее не знаешь, она лучше других вампиров.
— Ты говоришь как ребенок, Влад. Как она может быть лучше или хуже других вампиров? Может, ты хочешь сказать, что она не пьет человеческой крови? — с издевкой спросил Глеб.
Я стоял и ловил ртом воздух, не в силах что-либо сказать. Это был совсем не тот вопрос, на который мне хотелось бы отвечать. Я медленно опустился на стул. Глеб ждал, и мне ничего не оставалось, как пробормотать:
— Но она оставила меня в живых, и Диму, между прочим, тоже, — это прозвучало жалко, но других аргументов у меня не было.
— А тебе не приходила в голову мысль, что она просто была сыта?
— Дело не только в этом, я уверен, — снова нелепая попытка самообороны.
— Довольно, остынь, — остановил Глеба отец, когда тот хотел еще что-то сказать. — Ты видишь, он не в себе. Дай ему время во всем разобраться. Я уверен, что больше подобных ошибок он не совершит. Думаю, он уже раскаивается.
Глеб недоверчиво взглянул на меня. Не знаю, что он увидел в моих глазах, но точно не раскаяние, и он это прекрасно понял.