Шрифт:
Annotation
В море не бойтесь штормов, не бойтесь льдов, не бойтесь пиратов, не бойтесь виселицы, бойтесь бездны!..
Рустем Сабиров
Рустем Сабиров
Бездна
Но в мире есть иные области, луной мучительной томимы…
Н. Гумилев
Капитан
Воды в тех местах неспокойные. Острова — как лихорадочная сыпь на теле океана. Не поскупился Господь, в избытке одарил их экваториальным солнцем и влагой. Даже дожди здесь такие, будто вода еще там, в разбухших облаках, начинает подгнивать и цвести.
И людям тут тесно, как воде и островам, и злоба тут ленивая, больная, и потому особенно свирепая. Трехцветный влаг Соединенных Провинций и звездное полотнище Ост-Индской компании вгрызлись-таки с натугой и кровью в побережье, но вглубь островов, в их гнилое, малярийное чрево европеец ходить не отваживается.
Да и на море всякий выросший над волною парус мог оказаться врагом. Тихоходный с виду португальский купец или плоскодонная малайская прао могли, сблизившись, хищно ощетиниться стволами и баграми.
* * *
Лихорадка уложила капитана Скрантона еще на подходе к Борнео. Вообще-то лихорадка в этих местах дело столь обычное, что ее порой и в расчет не брали. Да к тому же капитан Скрантон был крепок, как брабантский битюг, его не возьмешь обычной лихорадкой. Но тут был случай небывалый — лицо у него не то пожелтело, не то посерело, белки глаз стали бледно-розовыми, точно их выварили в кипятке, и трясло его, будто душа сей момент вылетит вон. Когда миновали Понтианак, лихорадка чуть спала и капитан, не спавший две ночи провалился в забытье.
Тогда-то и появилось то злосчастное суденышко. Оно воровато выскочило из-за кромки маленького безымянного островка как раз по траверзу курса «Урании». То была двухмачтовая китайская джонка с широкой, низко посаженной палубой и высокой, скошенной, похожей на поднятый воротник, кормой. На таких посудинах ходили обычно торговцы и контрабандисты с Формозы.
— Это там что за птица? — обер-штурман, лейтенант Фабиан Брауэр вперился в подзорную трубу, лицо его перекосилось. — Ну-ка достанем ее.
Лейтенант Брауэр — малорослый, щуплый человек с костистым, рыбьим лицом, всегда полуприкрытыми, тяжелыми веками, нервной, вздрагивающей походкой. Пьяным его не видели, но от него всегда густо пахло несвежей выпивкой. В Ост-Индии он объявился чуть более года назад, прибыл с другого конца света, с Нового Амстердама, где, говорят, с ним приключилась темная история.
Джонка, заметив маневр фрегата, тотчас стала тоже быстро разворачиваться.
— Да они сматываются! — в радостном возбуждении вскрикнул Брауэр. — Быстро ставить лиселя! Прижмем косоглазого.
— Вообще-то я думаю, не наше это дело, гоняться за джонками, — хмуро отозвался старший комендор Юрген Брук.
— Думаете? Это хорошо, — усмехнулся Брауэр. — Думайте. Я сам иной раз люблю подумать.
Комендор вспыхнул, но сдержался и отошел в сторону.
— Воля ваша.
Джонка действительно, весьма проворная в любое маловетрие, удалялась, ее косые, как плавники, сплетенные из грубой циновки паруса, чутко улавливали любое шевеление ветра.
— Да он уйдет! — в злом азарте закричал Брауэр. — Клаас! Живо к «Курносой»! Цепными заряжай. Всадим им перчику под хвост!
Канонир Клаас кинулся к узконосой пушке-кулеврине, снятой когда-то с захваченного испанского галиона и потому прозванной «Курносой Кармен», вдвоем с помощником со стоном навалились на тугой пушечный клин и выровняли ствол. Сухо затрещал фитиль, Клаас, скрипя от нетерпения зубами, дождался, пока волна приподняла нос фрегата, и махнул помощнику рукой. Пушка едко захлебнулась дымом и тотчас, как ужалившая змея, отпрянула назад. Сразу три пятнадцатифунтовых ядра, скованных цепью, с воем рассекли пространство и чудовищной плетью хлестнули по корме уходящей джонки. Джонка, точно обезумев от боли, шарахнулась в сторону и, похоже, потеряла управление.
— Молодчина, Клаас! — вскрикнул Брауэр, — Ты, кажется, сломал ему румпель. Ай да выстрел, сукин сын! Ну-ка еще раз!
На сей раз выстрел был неудачным, однако, в нем не было нужды. Подраненная джонка замерла на месте, человек тридцать команды сгрудились у левого борта.
— Ну-ка, что они там затеяли? — Брауэр для чего-то приподнялся на цыпочки и вновь прильнул к подзорной трубе. — А приготовьте-ка, ребята, мушкеты!
— Но у них, похоже, нет оружия, — мрачно произнес комендор Брук. — К чему этот балаган?
— А к тому, — пробормотал Брауэр, не отрываясь от подзорной трубы, — что эти желтожопые шастают в наших водах без разрешения Компании.
— Почему вы решили, что у них нет разрешения?
— Отчего же они удирали?
— Оттого, наверное, — Брук мрачно усмехнулся, — что поняли, с кем имеют дело.
* * *
Укрывшиеся на баке матросы зарядили мушкеты, и когда «Урания» была уже в сотне футов от джонки, они по команде лейтенанта поднялись и дали нестройный залп. С джонки донеслись вопли ужаса и проклятия, с фальшборта свесилось безжизненное тело.
Когда суда окончательно сблизились, в тело подрагивающей на волнах джонки впились крючья, и три десятка голландцев, вооруженных пистолетами и абордажными тесаками, подбадривая себя бессмысленной бранью, запрыгнули на ее борт. Китайцы, вооружившись самодельными пиками и баграми сбились вокруг грот мачты. Вскоре толпа всколыхнулась и выдавила из себя человека в богатом широкополом халате и маленькой бархатной шапочке, которая гляделась на его выбритой макушке, как большое родимое пятно. Он испуганно озирался то на своих, то на нежданных пришельцев, в глазах его были страх и угодливое почтение. Он то порывался достать что-то из-за пазухи, то поспешно одергивал руку. Наконец вынул из-за полы халата большой, запечатанный свиток, однако тут же боязливо запихнул его обратно. Голландцы глухо зароптали, не зная, что им делать дальше. Промедление исподволь остужало кровь, противник был жалок и почти безоружен. Плеснувшее через край ожесточение стало оседать, азарт погони не успел перейти в жажду убийства, а сухая алчность еще не проявила себя. Китаец в халате, немного осмелев, вновь растянул лицо в деревянном подобии улыбки.